В долине Маленьких Зайчиков - [42]

Однажды днем с шумом распахнулась дверь комнаты, и перед Праву предстал Коравье. Волосы его были всклокочены, бисеринки пота блестели на лбу, глаза сверкали.

– Что случилось?

– Компот! Компот!

Крик был такой, будто Коравье тонул в компотной реке.

Только сейчас Праву увидел у него в руках консервную банку.

«Кто-то у них отравился?» – с ужасом подумал Праву.

Но Коравье мало походил на несчастного. Неожиданно он сорвался с места и пустился в пляс по комнате. Он явно подражал Мирону Стрелкову, который как-то на его глазах плясал камаринского. Маленький домик весь содрогался.

– Ну, вижу, что компот, – недоумевая, проговорил Праву.

– Неужели не понимаешь? Ком-пот! Ком-пот! – повторял Коравье. – Это я сам прочитал! Сам!

Вот в чем дело! Ему открылся наконец секрет слогосложения!..

– Молодец, Коравье! Это значит, что ты научился читать.

Восторгу Коравье не было границ. Он заставил Праву одеться и пойти с собой. Первым делом затащил в маленький магазинчик Торвагыргына и, не обращая внимания на удивленного продавца, начал читать:

– Мо-ло-ко! Мя-со! Ту-чон-ка! Са-хар! Видишь, Праву? Са-хар!

На улице он останавливался возле каждой вывески. Прочитав громко слово, с победным видом смотрел на Праву, как бы говоря: не один ты на свете грамотный человек!

– Муж! Жен! – громко объявил Коравье, когда проходили будку возле сельсовета.

Громким криком он разбудил спавшего сына.

Росмунта с испугом смотрела на мужа, потрясавшего консервной банкой.

– Я научился читать! – сообщил Коравье. – Видишь: здесь написано – ком-пот! Сладкая еда!

Росмунта осторожно взяла из его рук банку и пристально рассмотрела буквы.

– Ты, Корав, скоро станешь ученым человеком, – тихо произнесла она.

– Почему бы нет? – осклабился Коравье. – Вот видели бы в стойбище Локэ, как я вынюхиваю следы человеческой речи на бумаге!

8

Володькину с очередной почтой пришла большая посылка из Магадана. Распаковав, он охнул и выдернул из пачки тоненькую книжку.

– Смотри, Николай, мои стихи! – крикнул он.

Праву взял книгу. Она называлась «Огни в тундре».

– Поздравляю! – заключив в объятия Володькина, воскликнул Праву. – Насколько я осведомлен в истории литературы, это второй сборник стихов русского поэта о Чукотке после Тана-Богораза.

Володькин вытряхнул на кровать все книжки, открыл одну, полистал и разочарованно заметил:

– Сколько ждал! Думал, буду плясать, а вместо этого у меня такое чувство, будто кто-то другой написал… Странно. Мечта сбылась, а радости большой нет. Куда приятнее было писать и ждать… – Он сел и задумался. Потом вдруг сказал: – У меня к тебе просьба есть… – Володькин выглядел смущенным.

– В чем дело, говори, – подбодрил его Праву.

– Я узнал, что тебя собираются послать на совещание оленеводов в Магадан. Вызывали Ринтытегина и Елизавету Андреевну, но они не могут сейчас оставить колхоз… А мне тоже хочется поехать. Попроси Елизавету Андреевну, а?.. Творческие дела и прочее.

– Какой может быть разговор! – сказал Праву. – Обязательно попрошу.

Володькин куда-то заторопился и ушел. Праву только хотел раскрыть подаренную книгу, но тут в дверь постучали.

Вошел расстроенный Коравье.

– Опять незнакомое слово прочитал? – улыбнулся Праву.

– Нет. Не то. Даже не знаю, как об этом сказать. Но мне больше не с кем посоветоваться…

Коравье топтался с ноги на ногу.

– С женой поссорился, – почему-то шепотом сообщил он.

– Что же случилось? – спросил Праву в замешательстве. Такого рода конфликты ему еще не доводилось улаживать.

– Росмунта по-новому научилась целоваться, – сокрушенно проговорил Коравье.

Праву не смог сдержать улыбки.

– Что же в этом плохого?

– Володькин ее научил.

Праву даже привстал. Этого он никак не ожидал от Володькина.

– Росмунта мне сама призналась. Но почему Володькин это делал тайком? Без моего согласия? Разве есть такой обычай колхозной жизни учить чужую жену целоваться? Я привык вдыхать ее собственный запах, а она вдруг заткнула мне рот своим ртом и стала присасываться ко мне, как теленок к сосцам важенки… Росмунта говорит, что так целуются все настоящие люди и обнюхивание достойно только зверей и собак.

– Это, конечно, неприятно, – задумчиво произнес Праву. – Даже не знаю, что тебе посоветовать.

– Мне хочется знать, как бы поступил коммунист на моем месте? – спросил Коравье.

– Ты хочешь спросить, что бы я сделал, если бы мою жену стал учить целоваться другой мужчина?

Коравье кивнул.

Праву зашагал по тесной комнате, задевая ногами то табуретку, то стол, цепляясь носками за ножки кроватей.

– Я бы не стал придавать этому большого значения, – сказал он наконец. – Разве такой мужчина, как Володькин, достоин того, чтобы считать его настоящим соперником? Твоя Росмунта очень красивая женщина – это все говорят в Торвагыргыне. Красота всегда притягивает и может иногда так затуманить голову человеку, что он все делает наоборот, сначала совершает поступок, а потом задумывается… Конечно, Володькин поступил нехорошо. Только слабый человек мог совершить такое. Но он наш собрат по труду, и мы не можем запросто выбросить его в тундру, как выбросили тебя из стойбища Локэ. По нутру, выходит, Володькин еще далек от того, чтобы люди хотели на него походить. Что мы будем за товарищи, если отвернемся от него?