В долине лотосов - [70]

Некоторые утверждали, что загрязнение и шум – это неизбежные спутники общественного прогресса, как и во всех передовых промышленных странах. Газеты рассказывали, что в Японии или Соединенных Штатах даже воробья не встретишь, Англия импортирует кислород. Почему же Китай, принадлежащий к развивающимся странам, в том числе и далекое горное село Лотосы, должен пойти по другому пути? К тому же у нас пока воробьев вдоволь, да и кислорода хватает. Воробьи в Долине лотосов даже считались вредными птицами: каждое лето, когда начинала созревать пшеница, члены коммун ставили на полях соломенные чучела, которые отпугивали прежде всего воробьев.

Если говорят, что наука и демократия – родные сестры, то феодализм и темнота – это своего рода коллеги, типа Золотого юноши и Нефритовой девушки, стоящих перед изваяниями будд. Двадцать с лишним лет мы боролись против капитализма, прежде чем поняли наконец, что капитализм – это все же прогресс по сравнению с феодализмом. А может быть, фактически произошло другое – молодой социализм был отравлен глубоко укоренившимся феодализмом?

Глава 2. Ли Госян переезжает

Было время, когда один известный пекинский вуз собирался создать у себя «факультет классовой борьбы» и считал это крупным революционным актом в истории просвещения. В действительности он просто за деревьями не увидел леса или, как говорят, маленький колдун не заметил большого, потому что классовая борьба давно превратилась в предмет, распространенный по всей стране, причем этот предмет преподавался по-разному для учащихся всех возрастов. Скажите откровенно, найдется ли среди миллионов наших кадровых работников хотя бы несколько человек, которые бы не прошли это жестокое, мучительное воспитание или не занимались бы им сами?

В то время в Пекине была одна начальница – Цзян Цин, которой оставалось всего несколько шагов, чтобы превратиться в императрицу наподобие Люй Чжи, У Цзэтянь или Цыси. В период «критики Линь Бяо и Конфуция» она особенно настаивала на необходимости воспитания женских кадров. «Что в вас, мужчинах, такого замечательного? Одним членом больше, вот и все», – заявила как-то она, и это считалось последовательным материализмом. Цзян Цин осчастливила своей милостью все уголки Китая, выступала перед руководителями всех рангов, и именно ей Ли Госян была обязана своим выдвижением на пост секретаря укома. Конечно, секретарь укома – это не очень много, в нашей стране насчитывается несколько тысяч уездных центров и не менее миллиона кадровых работников соответствующего масштаба. Некоторые сверстницы Ли Госян поднялись выше – до округов, областей и провинций, их имена звучали по радио, их фотографии печатались в газетах. Одна из таких женщин дослужилась даже до заместителя премьер-министра и перед японскими медиками как-то заявила всем на смех, что не знает, вернулся ли товарищ Ли Шичжэнь [39]из школы трудового перевоспитания. Кого винить в появлении таких революционеров? Разве не чувствуется тут единая выучка? Ли Госян просто не удалось попасть в Запретный город [40], а то и она бы, чего доброго, стала заместителем премьер-министра.

В последние годы Ли Госян напоминала коротышку, карабкающуюся по лестнице, хотя карабкаться ей было нелегко. Она пережила несколько крупных изменений политической линии и сама старалась лавировать с ними. Вышла наконец официально замуж – за ответственного работника провинции, который потерял жену в начале «культурной революции». Пока они жили порознь: Ли Госян считала, что в уезде ей будет легче выдвинуться. Когда пала «банда четырех», то на собрании всех кадровых работников уезда она так страстно обличала приспешников банды и их левацкий курс, что у многих исторгла слезы. Ну как же: несчастную женщину, руководительницу народной коммуны, выволакивают из дома, вешают ей на шею черную доску и старые туфли, заталкивают ее в ряды омерзительных вредителей, «уродов и чудовищ», выставляют напоказ толпе… Потом она тяжко трудится на строительстве моста, просит добавить ей ложку грубой каши, а ей угрожают ремнями с медными пряжками и заставляют плясать танец «черных дьяволов» или прыгать на четвереньках по-собачьи! Кто не возмутится до глубины души, услышав такое? Вот как подлые приспешники «банды четырех», ее «черные когти и зубы», терзали настоящих кадровых работников, настоящих женщин… Хотя они притворялись левыми, это была фальшивая левизна, граничащая с фашизмом, а она, Ли Госян, – подлинная, революционная левая, тут принципиальная разница! Правда, однажды она приказала проткнуть стальной проволокой набухшие груди беременной женщины, но эта женщина была новой кулачкой, классовым врагом, вызывавшим у всех революционную ярость. Как известно, милосердие к врагу оборачивается жестокостью к народу…

Конечно, о последнем происшествии Ли Госян на собрании не говорила – оно не имело никакого отношения к «банде четырех». К тому же кто в эти бурные годы не перехлестывал немножечко в словах или поступках? Что уж говорить о Ли Госян: она тоже человек со своими чувствами и слабостями.

Когда в укоме распределялась работа по выполнению решений третьего пленума ЦК, Ли Госян досталось рассмотрение дел о реабилитации невинно пострадавших, снятие «шапок» с правых, помещиков, кулаков и прочих. Уком исходил из того, что женщины с их мягкостью и дотошностью больше подходят для такой задачи. Живым пострадавшим следовало подыскать работу, погибшим – вернуть доброе имя и побеспокоиться об их родных. В 1957 году в правые нередко зачисляли честных работников, сказавших или написавших какое-нибудь неосторожное слово. Они не были классовыми врагами, да к тому же прошли идейное перевоспитание, так что их можно вернуть к труду и восстановить в КПК. Почему бы не использовать этих интеллигентов для проведения «четырех модернизаций», для подъема науки и культуры?