В долине лотосов - [38]

О небо, если таков конец, то как же тогда жить? Нет, нет, не может быть! Она никогда не делала ничего дурного, не говорила опасных слов и не ругала власти. Напротив, она смотрела на Гу Яньшаня, Ли Маньгэна и других кадровых работников как на своих отцов и братьев. Да и могла ли простая сельская лоточница питать ненависть к новому строю? Что он ей сделал плохого? Ведь именно после революции исчезли воры и грабители, ночами стало спать спокойно, а мужья прекратили играть на деньги, ходить по проституткам или заводить себе наложниц. Если бы не освобождение, она, со своим хорошеньким личиком, уже давно была бы продана в какой-нибудь портовый публичный дом! Нет, нет, она не имеет и не может иметь ничего общего с вредителями – этими черными душами, погрязшими в черных замыслах, этим гниющим человеческим мусором!

Тем временем в городе Сючжоу, где она нашла пристанище, поползли слухи, что сюда тоже прибудет рабочая группа и развернет движение наподобие земельной реформы. Некоторые ретивые соседи уже спрашивали ее родственника; «Что это за женщина поселилась в вашем доме? К какому классу она принадлежит? Сколько собирается жить здесь? Есть ли у нее удостоверение народной коммуны или хотя бы объединенной бригады?» Ху Юйинь не любила быть назойливой и поняла, что ей пора уходить: она не может больше жить у родственника и подвергать его опасности. «Бегство – еще не горе; горе – это когда некуда бежать». Она решила нарушить совет мужа и вернуться в Лотосы. Раньше она не понимала, что в такое время особенно важно быть рядом с мужем. Пусть под ножом, но рядом; пусть в могиле, но вместе. Эх, Юйинь, Юйинь, плохая ты все-таки, жестокая! На целых два месяца бросить мужа и даже не знать, что с ним… Скорей назад, скорей, скорей!

Она шла с раннего утра до позднего вечера и все время повторяла эти слова под стук собственного сердца, которое отбивало ей такт, словно барабанчик. На плечах у нее была желтая котомка, с какими ходят рабочие люди, а в ней лишь несколько носильных вещей да электрический фонарик. За весь путь она поела только два раза: жареный рис с яйцом и рисовый отвар с соевым сыром. Этот отвар был слишком соленым и темным – не то что у нее на лотке, да и масла в нем явно не хватало. Торговка в белом фартуке продавала его прохожим с таким видом, будто делала им большое одолжение. Ху Юйинь вспомнила, как за своим лотком она разговаривала, шутила с покупателями, и они обращались с ней по-родственному. Съедят миску, подойдут и непременно скажут: «Ну, хозяюшка, до свидания, еще увидимся!» А она отвечала: «Счастливого пути, не заблудитесь, а то жена у ворот, наверно, все глаза проглядела!»

Когда стемнело, Ху Юйинь наконец добралась до Лотосов. «Кто идет?» – внезапно спросил ее человек с винтовкой, отделившийся от черной стены. Ху знала его, это был парень, работавший на току. Когда она приходила за рисовыми отходами, он, вечно покрытый белой пылью, приставал к ней:

– Сестрица, познакомь меня с кем-нибудь, а то так тошно ходить холостяком!

– С кем же тебя познакомить?

– С такой же красивой и глазастой, как и ты…

– Тьфу, безобразник! Вот я тебя с нашей глазастой пестрой сукой познакомлю!

– Нет, мне нравится твоя змеиная талия да высокая грудь!

– Отстань! Кому ты нужен со своими копытами? Смотри, кликну вашего заведующего…

– Больно уж ты злая, сестрица!

– Отстань, отстань! Родители давно умерли, вот тебя и некому учить.

Да, видно, кампания в селе еще не кончилась, раз даже на ночь посты выставляют. Такой хулиганистый малый и тот выдвинулся, с винтовкой расхаживает…

– А, это ты, сама вернулась? – Парень тоже узнал ее, но заговорил очень холодно и резко, как будто плетью хлестнул в темноте, и тут же отошел. Раньше он непременно стал бы заигрывать с ней, а то и руки в ход пустил бы. И что означает его странный вопрос? Неужели, если бы она не вернулась сама, за ней послали бы погоню? Сердце Ху Юйинь сжалось, она почти побежала по плитам главной улицы. На стенах чуть ли не всех домов и лавок были написаны или наклеены какие-то лозунги, но она не могла различить их в темноте. Споткнувшись о порог собственного старого дома, она едва не упала. На дверях висит замок – стало быть, мужа нет дома, однако замок знакомый, медный, оставшийся еще от родителей. Что же делается с новым домом? На нем тоже наклеены какие-то белые полосы, причем две из них перекрещиваются. Что это значит, неужели дом не только отобран, но и опечатан? Она судорожно нащупала в котомке электрический фонарик и посветила на родные красные двери. Над ними висела вывеска, написанная черными иероглифами по белому фону: «Выставка классовой борьбы в Лотосах». Вот тебе и на, дом действительно обобществили, да еще выставку устроили! Но муж об этом ничего не писал… Эх, Гуйгуй, бестолковый ты все-таки человек, да и запропастился куда-то среди ночи! Что же ты не почувствовал, что твоя жена возвращается, не встретил ее, бесчувственный кусок меди? Впрочем, она тут же поняла, что искать его почти бесполезно – из него все равно ничего дельного не выжмешь. Лучше пойти к Гу Яньшаню. Он человек честный, справедливый, добрый, всегда всем помогает. К тому же он единственный в селе старый революционер, пользуется большим авторитетом и многое знает… Ху Юйинь быстро шла по улице в своих матерчатых тапочках, и ее шагов было почти не слышно, как будто она летела. Ворота зернохранилища оказались заперты, но калитка открыта. Сторож, увидев ее, вдруг отступил на шаг, словно встретил привидение. Странно! Раньше люди, особенно мужчины, всегда улыбались ей и глаз не могли оторвать от ее тела. Но ей некогда было выяснять, за человека принимает ее сторож или за привидение, хотелось скорее найти Гу Яньшаня.