В долине Аргуна - [43]

Среди людей, расположившихся сейчас на поляне, далеко не все понимали, куда и зачем они идут. Многие думали, что их вовлекли в обыкновенный воскресный культпоход. Поэтому, как водится в таких случаях, о дня взяли с собой не только поесть, но и выпить, другие прихватили транзисторы и гитары, третьи — шахматы а карты…

— Наш долг, — продолжал разоряться Усман, — укрепить веру в душах несчастных. Но в нынешних условиях сделать это непросто. У нас нет мектебов где мы могли бы готовить знающих проповедников и защитников религии, в то время как безбожники имеют в своем распоряжении богатые и разнообразные средства для воспитания убежденных противников святой веры. В их руках школы и театры, музеи и кино, радио и телевидение. Но мы не падаем духом! И одним из доказательств стойкости и величия нашего духа есть это паломничество к святому месту, в коем вы мужественно участвуете. Этот поход предпринят по почину святого шейха Жумы. Он укрепит веру многих…

Кое-кто из участников похода принимал Усмана за обыкновенного культурника, поэтому они решили, что в порядке своей должностной обязанности он задумал развлечь их каким-то комическим монологом. Пока в словах культурника не было ничего смешного, но эти люди надеялись, что вот-вот оратор сделает в своей речи какой-то неожиданный зигзаг, сдвиг и все предстанет в смешном свете. Настороженно ждали. Изготовились для хохота…

— Братья! — страстно воззвал Усман. — В особенно тяжелом положении находятся наши женщины — матери и жены. И особенно большая ответственность ложится на них…

«Ну, вот уже до жен добрался, значит, сейчас, сейчас, — подумали любители посмеяться. — Наверное, добавит еще что-нибудь насчет выпивки — и начнется!»

— Наши жены — существа хрупкие и многострадальные, но в них такая сила, какой нет у сказочных исполинов. Женщина — наша главная опора в борьбе за сохранение святой веры.

— Во дает! — неуверенно хохотнул кто-то под кустом бузины, заглушая бульканье разливаемой по стаканам водки.

— Погодите, сейчас он развернется, — ответили из-под куста орешника, звякнув гитарной струной.

А Усман говорил все с большим вдохновением:

— Среди многочисленных соблазнов и происков дьявола, против которых приходится ежедневно вступать в борьбу нашим женам, оберегающим семейные очаги, один из самых опасных — алкоголь!

«Так и есть! — подумали паломники из числа веселых. — Сейчас подпустит какой-нибудь анекдотец о том, как жена отучала мужа пить».

— Дорогие мусульманки! — женщин среди паломников было больше, чем мужчин, и Усман трепетно протянул к ним руки. — Да поможет вам аллах в вашем святом борении против происков шайтана в современном мире!

— За милых дам! — дружно крикнули под звон стаканов из-под куста бузины, где, видимо, решили, что пора самостоятельно начинать веселье и тем самым помочь завязшему в своей речи культурнику.

Таким же звоном и яростным мажорным перебором струн на тост отозвался куст орешника. Под чинарой, стоящей на опушке, в полную мощность развеселой музыкой грянул транзистор. В разных концах поляны послышались крики: «Ура!»… «Слава советской женщине!»… «Да здравствует труженица-горянка!»…

Усман опешил. Он ошалело пялил глаза на своих паломников и ничего не понимал. Одни правоверные пили, провозглашали совершенно неуместные тосты и лозунги, другие играли на гитарах или слушали транзисторы, третьи достали из рюкзаков ракетки и начали играть в бадминтон, четвертые разоблачились до крайнего предела и ложились загорать, пятые встали в кружок и начали колотить волейбольный мяч… Все это чудовищно противоречило и Корану и всему святому мероприятию, предпринятому по воле шейха!

— Братья! — возопил Усман. — Что вы творите у подножия священной горы! Перестаньте! Аллах покарает вас!

— Во дает! — уже смело захохотал куст бузины. — Эй, шпарь сюда, у нас перцовочка!

— А, ну его! — отозвался орешник. — Скучный. Неопытный еще, видно. Вот я прошлым летом отдыхал на турбазе в Хосте, так там был культурник! Слово скажет — все за животы хватаются. А этот? Плел, плел… Аллах, шайтан, роль женщины в борьбе против соблазнов века… Не смешно! Как она может бороться, если сама и есть главный соблазн всех веков и всех наций. Точно?

— Точно!

— Тогда выпьем.

И бузина с орешником чокнулись.

«Ничего, ничего, — лихорадочно думал Усман. — Нас должны догнать семь автобусов с паломниками: эти безбожники и нечестивцы потонут в их массе, им станет стыдно, они устрашатся грядущей кары, и мы благополучно дойдем до священной могилы. Ничего…»

Раздался дробный стук копыт, и из леса на поляну вылетел на взмыленном коне всадник. Это был Сапи. Он легко нашел глазами Усмана, все еще стоявшего на пне, и подъехал к нему.

— Измена! — крикнул он, соскакивая с лошади.

— Что? Что такое? — Усман сошел со своей трибуны и, схватившись рукой за сердце, сел на нее.

Минут пять Сапи мог твердить лишь одно слово: «Измена!» Потом он отдышался и рассказал, что случилось. Оказывается, божьим будильникам всеми правдами и неправдами, с помощью Ханбекова, действительно удалось «зафрахтовать» семь автобусов. На этих автобусах они объехали сегодня утром многие аулы и поселки района, где их людьми была заранее проведена соответствующая работа, и где нашлись люди, согласившиеся посетить старую могилу на горе Саясан-Корт. Одних действительно интересовала могила, других прельщала возможность подышать в воскресенье горным воздухом, третьих соблазнила бесплатность прогулки… Как бы то ни было, а машины оказались набиты до отказа.