В дни войны: Семейная хроника - [84]

В. разгладила на столике афишку и дала нам прочитать ее: это был призыв к русским молодым людям обоего пола записываться в ряды добровольных рабочих для отправления в Германию: строить великое Германское государство. Листовка была напечатана по-русски с небольшими неправильностями в оборотах речи, несколько неуклюжая листовка. Обещала листовка работу, оплату за работу, удобное жилище, питание и радостное сознание, что помогаешь великой стране. Немцы очень неумело соблазняли — русскому человеку, как бы он не относился к советской власти, не очень-то радостно отдавать свои таланты и силы чужой стране, даже «великой».

Мы об этих листовках уже слышали — слухами было полно все, слухи были столь разнообразны, что можно было выбирать любой подходящий под настроение и утешаться им. Мы все слышали, что на оккупированных немцами территориях работоспособное население насильно «вербуют» на работы в Германию. На Кавказе пока население не трогали. В. и ее подруги решили, что раз все равно наступит момент, когда всех будут забирать на работы, то может, лучше будет поехать добровольно и быть «на особых условиях», иметь возможность выбирать службу. Но, конечно, главным было их желание уехать в Европу. Само слово «Европа» таило в себе столько романтики, ласкало слух и волновало сердце. Уехать от нависшей угрозы, возвращения советских войск и неизбежной расправы. Нашим студенткам хотелось любой ценою оказаться в Европе, о которой мне сдается, они судили по фильму «Маленькая мама» и «Катерина» с Франческой Гааль в главной роли, а также чудесному австрийскому фильму «Петер». Многие смотрели в Ленинграде эти фильмы по пятнадцать раз и каждый раз заново наслаждались happy end — счастливейшим концом фильма. Правда, в фильме «Катерина» цензоры грубо отрезали конец — самый восхитительный конец, но мы по оборванной музыке, по повороту головы Катерины и бегу ее возлюбленного за нею, чтоб не опоздать, знали, что не хватает последних аккордов музыки в фильме, не хватает улыбки на засветившемся счастьем лице Катерины и последних скачков влюбленного «буржуазного» молодого человека — и дорисовывали это все красочно в нашем воображении, на посрамление пролетарских цензоров.

И в эту Европу наши студентки решили ехать и хотели нас с Катей увлечь в свою авантюру. Но у нас были семейства, мы не были одинокими — и никакие наши индивидуальные мечты не котировались — это было бы не по-семейному, единоличной инициативой, почти эгоизмом. Мы с Катей советовали им не подавать только письменных прошений, пока не станет с очевидностью известно, что всех увезут в Германию, а не бросят где-нибудь на полпути. Или, что тоже опасно, если немцы при отступлении их не возьмут на службу в Германию, а все документы, прошения — бросят и они попадут в советские руки. Это было бы катастрофой. Наши с Катей беспокойства и предупреждения не имели никакого успеха: В. и ее подруги на следующий день подали прошение на отъезд в Германию на работы и, возбужденные, полные надежд, стали ждать приглашения «ехать в Европу».

В. и ее подруги не успели уехать в Германию. Немцы поспешно стали собираться отступать и, конечно, меньше всего беспокоились о русских студентках, которых даже в лицо не знали.

ПОДГОТОВКА НЕМЦЕВ К ОТСТУПЛЕНИЮ

Приближалась середина декабря 1942 г. Мы с Катей очень много занимались. Немцы готовились к празднованию Рождества, самого их большого праздника и почитаемого. Нам рассказывали, что из Германии им присылали посылки с домашними рождественскими сладкими кулинарными изделиями. Сестра говорила, что каждый немец обязательно в посылке получал зеленую еловую веточку, даже иногда крошечную, с ноготок, но эта была зеленая веточка с родной стороны, перевязанная обязательно красной ленточкой или просто красной ниточкой. Может быть, под елочкой, на которой выросла веточка, сидело или будет сидеть семейство солдата, пребывающего в России на военной службе, и будет петь, вспоминая его немецкие рождественские хоралы, которые и он сам пел в детстве.

Мы проходили раз вечером по площади, между санаториями, в которых жили немцы; мы с Катей возвращались с лекции и сделали небольшой крюк, чтоб посмотреть, как выглядит немецкий жилой район перед праздником. Нам с Катей бросилось в глаза, что хоть добротны и элегантны были формы военных, но они не были зимними. На некоторых военных были шинели, на некоторых — не было. Как будто им не холодно. Но не было настоящих теплых зимних шинелей, защищающих их от нашей русской стужи! Окна санаториев освещены, по площади группами и поодиночке быстро, по морозу, шагают немецкие военные, много женщин — все оживленные и почти у всех пакеты в руках — подарки. Наверное, они возвращаются с полевой почты — с приветом из их заботливой страны. Мы, проходя с Катей, видели жизнь чужих нам людей, занятых своими радостями и заботами на чужой стороне (на нашей земле), жизнь, нас не касавшуюся, по-видимому, по-своему счастливую. Все они выглядели довольными людьми, о которых их страна привычно заботится. У них есть их Отечество, которое они беззаветно любят и которое их любит в ответ.