В дни войны: Семейная хроника - [106]

Шрифт
Интервал

Может быть, надеялся, что Сталин его все-таки обменяет, а может, даже и на это не надеялся: знал отца. Но предателем не сделался. Предпочел погибнуть.


БОЛЬНИЦА ДОКТОРА КЭМПФ

Меня определили, учтя мое медицинское (неполное) образование, на службу в женскую больницу города Львова. Это было большое многоэтажное здание. Каждый этаж посвящен особой теме. В первом этаже — административные кабинеты и квартира начальницы больницы (главного врача), очень известной в Германии, хирурга доктора Кэмпф, еще довольно молодой женщины, лет около сорока, с внешностью (и ростом) Рихарда Вагнера: немецкий породистый нос, светлые глаза под нависшими веками и огромный выпуклый умный лоб. И всегда усталое спокойное лицо. Во втором этаже родильное отделение: палаты для ожидающих матерей и само отделение, откуда выкатывали в люльках на колесах новых младенцев.

В третьем этаже — палаты матерей, их держали в больнице десять дней, и палаты новорожденных. С помещениями для осмотра, взвешивания, ежедневного купания и лечения новорожденных. Еще выше — операционные и палаты для больных и выздоравливающих. В самом верхнем этаже помещались комнаты немецких медицинских сестер. И комнаты дежурных врачей. Когда я поступила в больницу, все врачи, кроме Кэмпф были местные (главным образом, львовские украинцы). Часть медицинских сестер тоже была местная львовская. И среди пациентов было много украинцев и полек. Но постепенно картина начала меняться: уже через полгода после моего поступления в больницу местные врачи были заменены немецкими врачами из Германии, местные сестры тоже исчезли и весь средний персонал сделался немецким, в форме Красного Креста.

Незадолго до моего поступления в больницу в детском отделении (для новорожденных) служила бывшая русская медицинская сестра (фронтовая сестра, попавшая в плен). Во время ночного дежурства с нею вместе в качестве ученицы оставалась новая молодая сестра из Германии, только что закончившая выучку. Новенькая положила в ноги слабенькому новорожденному грелку с горячей водой, но по неопытности налила слишком горячую воду и за ночь ножки младенца тяжело пострадали от этого. Немецкая виновная в несчастьи сестра донесла на русскую, что это сознательно содеянное ею преступление, сделанное из ненависти к немецкому народу. Русскую сестру арестовали, она не смогла оправдаться — ее посадили в тюрьму. Сначала ей носили друзья передачи, потом она исчезла — ее отправили в концентрационный лагерь и след ее потерялся…

Зная об этой истории, я была очень осторожна, сдавая дежурство, я все передавала медицинской сестре очень внимательно: все данные о каждом младенце, очень подробно. Чтоб мне никто ничего не смог бы „пришить“. И все данные о младенцах записывала и давала немецкой сестре прочесть.

Так как у меня уже было довольно значительное образование и статус студентки медицинского института (когда я получила паспорт у нашего декана, он сказал, что мы считаемся студентами, окончившими третий курс, хотя и без прохождения экзаменов), я была не на положении сестры, а на особом положении — практиканта и не носила формы медсестры, а просто — белый халат. Доктор Кэмпф мне доверяла, оберегала меня и по-своему ко мне даже привязалась, обещала провести меня постепенно по всем „этажам“ в качестве моего ментора и дать мне возможность работать и учиться. Выучить меня на практике всему, начиная с родильного отделения, ухода и болезней новорожденных, болезней после рождения, женских болезней и кончая операционной — всякими операциями. И через год или два дать мне соответствующий документ о прохождении мною практики под ее наблюдением и рекомендацию для продолжения и заканчивания медицинского образования в Германии. И все свои обещания доктор Кэмпф выполнила — вплоть до документа и рекомендации. Я очень многому научилась за время моего пребывания в больнице под ее началом. Научилась участвовать в таинстве рождения, уходу за беспомощными маленькими новорожденными. Научилась распознавать болезни, которые охватывают женский организм. И научилась участвовать в разных операциях.

Моя первая операция, в которой я участвовала не как зритель, а как участник (мне доверили инструментирование), — очень сложное кесарево сечение. За несколько дней до операции я очень серьезно засела за книги и знала и представляла себе с закрытыми глазами всю последовательность операции, все возможные осложнения, все приемы хирурга и знала в совершенстве все инструменты, их назначение, особенности, их возможную замену в исключительных ситуациях и т. д. Когда наступила операция, К. сначала, по привычке, громко говорила, что ей нужно, но заметила, что я все предвидела, и, скоро, не глядя, молча протягивала руку и получала нужный инструмент. Операция прошла гладко и много быстрее, чем обычно. После операции К. сказала при всех очень добрые слова о моей работе. Я теперь часто давала наркоз при операциях. И раз ночью вместе с молодым украинским доктором мы принимали труднейшие роды с осложнениями, требовавшими хирургического серьезного вмешательства. С нами была только русская, но „настоящая“ медицинская — сестра — моя старшая приятельница Хильда, она давала наркоз, а мы вдвоем — спасали мать и младенца. Я до сих пор с содроганием вспоминаю эту ночь! Но и мать, и ее сын вышли из этого ужаса живыми и даже — здоровыми!


Рекомендуем почитать
Василий Алексеевич Маклаков. Политик, юрист, человек

Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .


Артигас

Книга посвящена национальному герою Уругвая, одному из руководителей Войны за независимость испанских колоний в Южной Америке, Хосе Артигасу (1764–1850).


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.