В дебрях Южной Африки - [51]

Мне это начало надоедать. Поведение быков раздражало меня до крайности, и мне чудилось, что они это знают. Они производили самые странные маневры, и казалось — с нарочитой целью раздразнить меня. Временами быки, грозно нагнув голову, подходили ко мне почти вплотную, и, должен признаться, глядя на их косматые темные груди, на острые рога и красные горящие глаза, я чувствовал себя не совсем уютно в этом соседстве.

В конце концов они меня до того разозлили, что я решил положить конец такому издевательству. Что ж, если они не дают мне подстрелить никого другого, подумал я, им это даром не пройдет, они сами поплатятся за свою дерзость и упрямство. По крайней мере один из них познакомится с моей пулей!

Только я поднял ружье, как увидел, что они опять стали в позу для новой драки. Они это делают так: опускаются на колени и скользят вперед, покуда не столкнутся лбами; тогда они вскакивают и неожиданно делают прыжок вперед, стараясь каждый первым наскочить на противника и затоптать его копытами. Если не удалось, оба проскачут дальше, пока не разойдутся на несколько ярдов, потом опять оборачиваются, опять подгибают колени и снова сближаются.

До сих пор эти драки казались мне просто игрой; я полагаю, так оно обычно и бывает. Но на этот раз быки, по-видимому, подрались всерьез. Громкий треск, с которым сшибались их крепкие лбы, их свирепое фырканье и мычанье, а главное, их злобная повадка — все убеждало меня, что они поссорились не на шутку.

Наконец один оказался опрокинутым несколько раз подряд. И каждый раз, едва успевал он стать на ноги, противник кидался на него и снова валил наземь.

Видя, что они поглощены дракой, я надумал, воспользовавшись этим, подойти поближе и выстрелить. Я выступил из-за термитника и подошел к дерущимся. Быки не заметили моего приближения — один увертывался от жестоких ударов, другой рьяно их наносил.

В двадцати шагах я поднял ружье и прицелился. Жертвой я наметил победителя, отчасти в наказание за жестокость, с какою бил он поверженного противника, но больше, пожалуй, потому, что он стоял ко мне боком и представлял удобную мишень.

Я выстрелил.

Дым на минуту скрыл обоих. Когда он рассеялся, я увидел, что побежденный все еще находится в коленопреклоненной позе, а тот, в которого я метил, к великому моему удивлению, стоит по-прежнему на ногах и, очевидно, цел и невредим. Я не сомневался, что заряд попал в него, но было ясно, что пуля не причинила ему значительного вреда.

Нельзя было тратить время на догадки о том, куда я ранил быка. Терять нельзя было ни секунды. Когда рассеялся дым, быки, вы думаете, пустились наутек? Ничуть не бывало! Тот, в которого я целился, тотчас задрал хвост, низко пригнул свою косматую голову и помчался прямо на меня. Глаза его горели злобой, а рев устрашил бы и более смелого человека.

В первую минуту я не знал, что делать. Я думал стать в оборонительную позицию и бессознательно перевернул свое ружье — теперь уже не заряженное, — собираясь орудовать им, как дубинкой. Но я тотчас понял, что мой слабый удар не остановит такого сильного и свирепого животного; бык, несомненно, забодает меня.

Я повел вокруг глазами, высматривая, нельзя ли спастись бегством. К счастью, мой взгляд упал на термитник — тот самый, за которым я только что сидел в засаде. Я сразу сообразил, что, если мне влезть на него, бык до меня не доберется. Но добегу ли я до термитника или враг настигнет меня на полпути?

Я бежал, как испуганная лиса. Ты, Гендрик, при обычных обстоятельствах побиваешь меня в беге. Но я думаю, что и ты не домчался бы до термитника быстрей моего.

Еще секунда — и было бы поздно. Только я ухватился за башенки и вспрыгнул наверх, как услышал за спиной топот копыт, и мне почудилось даже, что я ощутил на пятках горячее дыхание зверя. Однако я благополучно влез на вершину термитника и тут обернулся и глянул вниз, на гнавшегося за мной быка. Я сразу понял, что он не может следовать за мною дальше. Как ни остры были его рога, теперь они для меня были неопасны.

Глава 32. В ОСАДЕ

— Я поздравил себя с благополучным избавлением, — продолжал Ганс, выдержав некоторую паузу, — так как не сомневался, что, не будь термитника, бык растоптал и растерзал бы меня насмерть. Он был из самых крупных и свирепых и очень старый, как я мог судить по основанию его толстых черных рогов, почти сходившихся над лбом, и по темной его шерсти. У меня было достаточно времени, чтобы разглядеть его по всем статьям. Я чувствовал себя в полной безопасности — гну ко мне не подберется, и, сидя на вершине центрального конуса, с полным хладнокровием следил за движениями врага.

Правда, бык делал все, чтобы выбить меня из моей позиции. Снова и снова кидался он на холм, и несколько раз ему удавалось удержаться какое-то время на вершине одной из нижних башенок, но главный конус был для него слишком крут. Неудивительно — я и сам с трудом залез на него. Иногда в своих отчаянных попытках гну подскакивал ко мне так близко, что я мог бы достать стволом ружья до его рогов. И я готовился нанести ему удар при удобном случае. Я никогда не видывал, чтобы какая-нибудь тварь проявляла столько злобы. Дело в том, что моя пуля поранила его — попала ему в челюсть, и из раны обильно струилась кровь. Боль бесила быка, но ярость его вызвана была не только ею, как я уяснил себе вскоре.