В дебрях Камасутры - [12]

Иван вспомнил, как сотрудники ИИИ готовили их с Егором к экспедиции. Шарманка шарманкой, но, чтобы читать с листа древние тексты, необходимо обладать немалыми знаниями. К счастью, методика образования людей XXII века изрядно продвинулась по пути эволюции. И если родной язык малыши теперь впитывали с молоком матери (учебный материал подсыпали прямо в бутылочку, и к полутора годам детишки начинали не только хорошо говорить, но и грамотно писать, пользуясь клавиатурой компьютера), то для изучения иностранных языков требовалось основательное погружение в языковую среду. Иван пришел в восторг, когда ему впервые приготовили ванну с языковым экстрактом. Греческий весьма тонизировал, покалывая кожу мелкими пузырьками, которые весело лопались от прикосновения. Идиш оказался более едким, арабский расслаблял, навевая лень и негу. Наибольшее наслаждение Ивану доставило погружение в глубины древнерусского. Несмотря на все уговоры, Егор от «русской бани» отказался, сославшись на дурноту и головокружение после предыдущих купаний. Организм учителя литературы оказался несравнимо крепче. Единственное, чего не хватало Птенчикову, так это возможности хлебнуть пивка в промежутках между водными процедурами.

Иван поправил хитон, положил Аристофана на колени и благоговейно открыл первую страницу.

Грозный слушал артистично. Выразительное лицо отражало всю гамму эмоций. Он хмурился, смеялся и переживал, как дитя, поминутно переспрашивая и комментируя услышанное. Егор между тем времени не терял: тихонько перебирал содержимое сундуков, нежно оглаживая старинные фолианты, будто мурлычущих котят. Грозный не знал, что на ладони «мудрого странника» закреплен портативный экспресс-сканер, позволяющий скопировать весь объем книги прямо сквозь переплет и через ультразвуковую антенну «шарманки» сразу же передать в Центр Управления ИИИ. Благодаря этому изобретению Егор сумел добиться разрешения на участие в экспедиции, куда его так не хотели пускать старшие товарищи.

Когда несколько осипший Птенчиков перелистнул последнюю страницу, Иоанн сладко потянулся, разминая затекшую спину:

— А не прикатить ли сюда ту бочку с мальвазией, прежде чем мы возьмемся за Аристотеля? Что-то я смотрю, друг Ивашка, голос тебе начал изменять.

— Отличная идея! — Птенчиков вопросительно взглянул на Егора.

— Мне и так хорошо, — отозвался тот, нежно обнимая очередной томище, который с трудом удерживал в руках.

— Пойдем, Иоанн свет Васильевич. Парень, видать, не в себе от счастья — уж больно книги любит, — вздохнул Птенчиков.

— Пусть тешится, — согласился Иоанн, нагибаясь, чтобы не стукнуться о низкую притолоку.

Бочка оказалась тяжелой. Иван с Иоанном попытались было перекатить ее в библиотеку, но вскоре отказались от этой идеи.

— Слышь, Ивашка, найди-ка, чем черпать. Выпьем прямо здесь, — решил Иоанн, ловко вышибая затычку. Учитель вернулся в книгохранилище, растерянно озираясь по сторонам. Ничего, напоминающего стаканы, в сундуках не было.

— Иван Иванович, я уже обработал десятую часть материала, — гордо доложил Егор.

— Молодец! Хорошо бы еще придумать, из чего напоить нашего самодержца, тогда я смогу подключиться к сканированию и дело пойдет быстрее.

— Возьмите подсвечник, — предложил Егор. Учитель оглядел заплывшую воском бронзовую чашу.

— Парень, а ты и правда гений! Я тебе уже об этом говорил?

— Только ты меня понимаешь, — Иоанн смачно отхлебнул из литого подсвечника, — все остальные — псы смердящие!

— Да ладно, Василич, ты преувеличиваешь, — отмахнулся Птенчиков, облокачиваясь о дубовую бочку, — Кстати, давно хотел спросить: ты зачем собачек с колоколен сбрасывал? Как-то это не по-божески.

— Ну... — Грозный задумался о своем поведении. — Детство у меня было трудное. Родители померли, а бояре — псы псами! — стали меж собой собачиться и глотки друг дружке перегрызать. Вот представь: сплю я, дитя малое, во своей кровати, вдруг врывается в спальню митрополит Иоасаф, молит укрыть его и спасти. Следом — бояре Шуйские. Митрополита схватили, изорвали на нем церковное облачение... — Иоанн содрогнулся. — Ну, не псы?

— Псы, — убежденно подтвердил Птенчиков.

— Хорошо, псалмы петь перед распятием меня в тот раз не заставили. А то ведь было дело... — Иоанн опустошил подсвечник. — Как тут не осерчать?

— Да, Василич, я тебя понимаю, — признал Птенчиков.

— А ув-важаешь? — икнул Грозный.

— Уважаю. Только ты лучше не серчай. Учись держать себя в руках. Вот я, если что, сразу на голову становлюсь. Очень утешает! Поза называется Саламба Сарвангасана, из комплекса асан индийской хатха-йоги. Ты попробуй, попробуй!

— Не пристало царю пятками кверху из земли торчать, — насупился Грозный.

— А ты на царство еще не венчался, — резонно заметил Птенчиков.

— Эко дело! Вот возьму и повенчаюсь. И реформы затею, поядренее. Как этот твой Салтан.

— Э, Василич, ты что-то путаешь. Салтан реформами не баловался. Он только жену в бочку засмолил да в море бросил.

— Зачем? — изумился Иоанн.

— Да так, пустяки. Родила она ему кого-то не того.

— Эвон оно как... А что ж ты за трапезой сказывал токмо про реформы да про реформы? — Грозный подозрительно прищурился.