В дебрях Индии - [50]
Поступая таким образом, губернатор находился, вероятно, под влиянием приятного впечатления, какое Сердар обычно производил на всех, кто видел его близко и говорил с ним: быть может, он вспомнил приговор, произнесенный над ним членами общества Духов Вод и думал, что его великодушное поведение заставит изменить исполнение приговора, произнесенного над ним.
— Человек, о котором вы говорите, не в состоянии больше получить уведомление о перемене ваших намерений.
— Я имею возможность связаться с ним, когда пожелаю, и сегодня же вечером…
Он не успел закончить, так как Сердар отставил кресла, скрывавшие труп того, кого он все время принимал за предводителя тхугов, и, указав на него, сказал:
— Можете сейчас передать ему свое поручение. Вот он!
Сэр Уильям вскрикнул от ужаса при виде трупа туземца.
— Вот, — продолжал авантюрист, — что делает Сердар с изменниками и негодяями, которых посылают против него.
— Как! Вы осмелились принести сюда тело вашей жертвы, сюда, в мой дворец? Нет, это уж слишком!
— Вашего сообщника, хотите вы сказать, вашей правой руки, почти вашего друга, — сказал Сердар, который начинал выходить из себя при воспоминании о пытках, перенесенных в яме.
— Это поступок, не достойный джентльмена, а вы так хвастались этим званием, — отвечал губернатор, бледнея от злобы и забывая всякую осторожность. — Выйдите вон и благодарите небо за чувство деликатности, побуждающее меня поступить таким образом, ибо из уважения к своим гостям, к дворцу губернатора я не желаю устраивать здесь никакого скандала. Еще раз повторяю: уходите вон отсюда… Уходите поскорее и избавьте меня от этого гнусного зрелища, иначе я не отвечаю за себя.
— Полноте, не разыгрывайте комедию негодования, — продолжал Сердар полным презрения тоном. — Неужели вы думаете, что мне неизвестны условия постыдного договора, заключенного вами. Я только потому принес вам труп вашего сообщника, что вы требовали от него представить вам через неделю мой труп.
— Эй! Кто-нибудь! — крикнул сэр Уильям сдавленным от бешенства голосом.
— Ни слова больше, — сказал авантюрист, делая шаг вперед, — или даю честное слово, что я прострелю вам голову.
Приблизившись к губернатору, Сердар вместе с тем придвинулся к камину, на котором стоял портрет молодого офицера во весь рост, в мундире конной гвардии. Увидев его, он сразу остановился, и глаза, перебегавшие с портрета на губернатора и наоборот, приняли ужасный вид; лицо его покрылось смертельной бледностью; рука судорожно сжимала дуло карабина, а вся фигура выражала признаки такого волнения, что сэр Уильям, пораженный этим, сразу успокоился, несмотря на свое раздражение, достигшее самой высокой степени.
Сердар был, по-видимому, близок к обмороку; крупные капли пота покрыли его лоб, и голосом, сдавленным от волнения, в котором нельзя было бы ясно различить ни гнева, ни бешенства, ни нежности, спросил своего собеседника:
— Не портрет ли это вашего родственника? Вы удивительно походите друг на друга, если не считать разницу лет.
— Нет, это мой портрет… Да какое вам дело до этого?
— Ваш? Ваш!!
— Да, сделанный лет двадцать тому назад, когда я был капитаном конной гвардии… Я слишком добр, однако, что отвечаю на эти вопросы… Я не желаю больше повторения предыдущей смешной сцены, а потому в последний раз прошу вас не выводить меня из терпения и не напоминать мне, что я должен был бы приказом арестовать вас как приговоренного к смертной казни военным судом… Потрудитесь уйти!
— Он! Это он! — бормотал Сердар про себя. — Я нахожу его вдруг здесь!
Затем он крикнул с неожиданным и таким ужасным взрывом гнева, что губернатор с испугом отскочил от него:
— Чарльз Уильям Тревельян, узнаешь ли ты меня?
Губернатор вздрогнул под влиянием неожиданно мелькнувшей у него догадки.
— Откуда вам известно имя, которое у меня было, когда я был младшим в семье? — спросил он.
— Откуда? — ответил Сердар сквозь зубы и с налитыми кровью глазами, как у тигра, готового броситься на свою жертву. — Откуда? Чарльз Уильям Тревельян, неужели ты забыл Фредерика де Монмор-Монморена?
— Фредерик де Монморен! — взревел сэр Уильям и, не прибавив больше ни слова, бросился к письменному столу, открыл один из ящиков, вынул револьвер и, повернувшись к своему противнику, сказал ему просто и с хладнокровием, в котором слышалось нечто ужасное:
— Вот уже двадцать лет, как я жду ваших приказаний, господин де Монморен!
— Наконец! — воскликнул Сердар. — Наконец!
И спокойно, не тратя времени на разговоры, они стали лицом друг к другу в двух противоположных концах длинного и громадного кабинета.
— Двадцать шагов! — сказал губернатор.
— Очень хорошо! — отвечал Сердар. — Начинает, кто хочет.
— Принимаю! И стреляет, как хочет.
— Согласен! Обмен в двенадцать пуль.
— Можно еще лучше… Пока не кончится смертью.
— Верю, что лучше… А сигнал?
— Сосчитаем оба до трех и начнем.
И оба начали считать:
— Один! Два! Три!
Едва было произнесено последнее слово, как раздался выстрел. Это выстрелил сэр Уильям, и его пуля пробила каску Сердара, проскользнув над его черепом; полдюйма ниже — и голова его была бы прострелена. Сердар, который стоял неподвижно, держа наготове карабин и не спуская упорного взгляда с противника, ограничился тем, что прицелился в него.
