В дебрях Индии - [42]

Оба поспешно отправились на поиски, подымаясь вдоль горы, как они делали это утром. Постепенно они прошли участки, предназначенные для исследования, пока не добрались до того, где должен был находиться Сердар, но ничего не нашли, что могло бы дать им надлежащее указание.

Напрасно кричали они чуть не до потери голоса и стреляли из карабинов через каждые пять минут; им отвечало только эхо. Давно уже наступила ночь, мрачная, непроницаемая, какая бывает под экватором перед восходом луны, а они все еще шарили в джунглях, приходя в отчаяние и отказываясь верить своему несчастью.

Наконец они сказали себе, что Сердар также открыл, вероятно, какой-нибудь проход и, быть может, избрал для обратного пути вершину гор до участка, предназначенного Сами, и там спустился до того места, где находился последний… Такое предположение было крайне маловероятно, но утопающий хватается и за соломинку. Форсированным маршем вернулись они к тому месту, где их ждал Сами, но и тут ничего не узнали нового. Удрученные, они все трое направились все трое обратно к гроту, откуда с таким воодушевлением выходили на поиски прохода сегодня утром.

Больше не могло быть сомнения: Сердар погиб или от пули шпиона, изменника, подкупленного англичанами, или в зубах одной из тех черных пантер, которые так часто встречаются в этом месте. Один только молодой Сами с непоколебимой верой в звезду своего хозяина качал головой и на все рассуждения своих товарищей отвечал:

— Срахдану Сахиба не так просто убить!

Напрасно доказывал ему Рама, что Сердар не мог оставаться в это время в джунглях.

— Мы же сидим здесь, — отвечал метис с улыбкой непоколебимого убеждения.

— Но мы здесь потому, что ищем его.

— Пусть так! — отвечал Сами, которого никто не мог разубедить, — но тот, кому неизвестно, что нас задерживает здесь, мистер Барнету, например, очевидно, в эту минуту так же объясняет наше отсутствие, как мы отсутствие Сердара. Не правда ли? Ну, а мы не знаем дел Сердара и не можем ничего сказать.

— И в подтверждение этого он снова повторил свою любимую фразу:

— Срахдану Сахиба не так просто убить!

Затем после минутного размышления Сами прибавил:

— Я даже убежден — дружественные духи сказали мне это, — что Сердар вернется к нам.

Сын священника пагод Сами мог по пальцам перечислить всю иерархию дэвов — низших духов, которые по поручению богов руководят людьми, и питал абсолютное доверие к тем внушениям, которые он приписывал им.

Что же делал Боб, пока происходили эти драматические сцены в джунглях?

После ухода друзей он начал с того, что комфортабельно позавтракал остатками молодого оленя, убитого им накануне; несколько сорванных им стручков индийского перца придали мясу прекрасный вкус, а большой корень иньяма послужил ему приятной заменой хлеба. Одна или две бутылочных тыквы, наполненных пальмовым соком, который начинал уже бродить, украсили это пиршество, закончившееся фруктами, которые Потель и Шаб купили бы на вес золота для своего магазина; затем он закурил трубку и, развалившись под тенью большого тамаринда, защищавшего его от жгучих лучей солнца, предался наслаждениям отдыха и мечтаниям, отложив до вечера охоту на уток, о которых он не забывал ни на минуту.

В довершение этого блаженства небо, словно желая сделать этот день полностью счастливым, послало ему самые очаровательные сны. Покончив счеты с Максвеллом посредством американской дуэли, о которой заговорила вся пресса мира, он после торжества революции получил обратно все свои чины и привилегии, а также все богатства, конфискованные англичанами. Он возвратился в свой дворец, куда вошел по телам двух или трех факиров, которые, лежа ниц на земле, служили ему вместо ковра, выражая этим почтение к его могуществу. Этого мало; из рук самого наваба Дели он получил орден великого офицера зонтика и титул субадара Декана, который соответствует маршалу Франции. Заваленный по горло разными почестями, он призвал к себе своего младшего брата Уильяма Барнета, которого очень любил, потому что никогда его не видел, чтобы передать ему свои бесчисленные привилегии. Он уже составлял заговор вместе с начальником черных евнухов, чтобы задушить старого наваба Дели согласно требованию всего населения, которое желало провозгласить императором его, Барнета, когда вдруг проснулся.

Он испустил глубокий вздох удовольствия.

— Какое счастье, что это был сон! — сказал он и снова вздохнул, хотя на этот раз с сожалением. — Слишком канальскую штуку задумал я… Это, правда, по-восточному… Местного, так сказать, оттенка… Затем я приказал сделать чучело из этого дьявольского черного евнуха, чтобы не позволить ему, как он смеет делать чучела из своих владык… И помешать сделать со мной то же самое… Впрочем, если поразмыслить хорошенько, — продолжал он, потягиваясь и зевая во весь рот, — мне собственно, кажется, что я не задушил бы старого наваба вопреки всем традициям и местному колориту, потому что уважаю традиции предков… Жаль все-таки, что в роде Барнетов не было до сих пор ни одного царствующего лица, это, так сказать, дало бы ему известный лоск в Америке… Вот бы удивился папаша Барнет, который всегда предсказывал, что из меня ничего хорошего не выйдет и что я кончу виселицей!.. Да, два дня тому назад я едва не попал на нее… Жаль, что мне не удалось отрезать от нее хоть маленького кусочка веревки, это, говорят, приносит счастье… А я еще уведомил семью о своей смерти… Хорошо еще, что это не будет тяжелым ударом для них… У Барнетов сердце вообще крепкое, и нечего бояться, что кто-нибудь из них умрет, получив утку, которую я послал им, потому дело было серьезное и без слона Сердара… Кстати об утке!.. Вот если бы убить одну-две… Думаю, что на этот раз мне удастся спокойно съесть их; не всякий же раз насядет на тебя носорог, да и Ауджали со мной.