«В Датском королевстве…» - [99]

И в результате, казалось бы, исключительно позитивное качество жизни в Дании, где социальные различия скрываются или камуфлируются, приводит к негативным последствиям. Одно из них выражается в том, что социальная мобильность в датском обществе не столь значительна, как хотелось бы. Люди накрепко привязаны к своим социальным группам, где их объединяет идентичное знание. Существующая система образования не готова давать рекомендации, каким образом можно получить доступ в другие социальные группы. Да, она помогает создать комфортную атмосферу в классе, но как быть с жизнью после школы? Разве отсутствие социальной мобильности не является слишком высокой платой за этот комфорт?

Во всяком случае, нежелание реально оценивать возникшую ситуацию и нежелание считаться с ней базируются на заблуждении. Предполагается, что неравенство исчезнет само по себе, если его просто не замечать. Истина же как раз в обратном. Если делать вид, что реально существующего неравенства в обществе нет, вряд ли будет возможно с этой проблемой справиться. Следствием подобной деликатности становится закрепление неравенства. Тактичность приводит на практике к сохранению классического сословного общества.

К нашим иллюстрациям

Публикуемые здесь работы Андерсена хранятся в музее Андерсена в Оденсе.

Эйнар Стиг Аскгорд Ханс Кристиан Андерсен — художник © Перевод Анастасия Ломагина

Двадцатидевятилетний Винсент Ван Гог 31 октября 1882 года писал в письме своему другу Антонувану Раппарду:

Правда же, сказки Андерсена чудесны? Я уверен, что он хорошо рисует!

Это утверждение великого художника может первоначально вызвать удивление. Ван Гог, восхищаясь сказками Ханса Кристиана Андерсена, предположил, что датский писатель, вооружившись мыслью и пером, создавал произведения не только литературные, но и живописные. Это предположение, однако, вполне закономерно, поскольку сказки Андерсена вызывают зрительные образы. Кажущееся простым и линейным, повествование Андерсена часто раздвигает границы времени и пространства, что является важной особенностью, присущей сказке как жанру. Но, кроме этого, Андерсен никогда не описывает в своих сказках чувства или явления культурно-исторического, этического или личного характера. Слова в его повествовании, разложенные как карты в пасьянсе, в процессе чтения воспламеняются и взрываются калейдоскопом образов. Как выглядит император? А как вы представляете себе чертенка из табакерки или ведьму? А собаку с глазами, как мельничные колеса? Как выглядит старенькая бабушка, бузинная матушка, снежная королева или благословляющее нас солнце? Эти образы мы, если хотим, создаем сами, Андерсен этого не делает. Он рассказывает сказку с таким доверием, словно делится с нами «закрытой» информацией. Так создается сюжет Андерсена, и ему удается нас убедить в том, что великое может оказаться малым, бедные — богатыми, умные — глупыми, и тебя приласкают, если поменяешь лошадь на мешок гнилых яблок. Писателю удается доказать, что гнилые яблоки могут стоить столько золота, сколько они весят. Мы не просто понимаем альтернативную реальность, мы ее видим собственными глазами.

Поэтому едва ли стоит удивляться тому, что поэтический талант Андерсена вдохновил стольких художников. К сожалению, Ван Гог не принадлежит к их числу. Тем не менее, прочитав сказки, он делает вывод, что их автор должен быть одаренным рисовальщиком. Он и был им, но в особом роде.

Зрительные образы стали возникать в голове Андерсена еще в детстве. «Мой отец во всем потакал мне, — писал Андерсен в своем автобиографическом сочинении „Сказка моей жизни“ (1846). — Он обожал меня и жил для меня одного. Все воскресенья он проводил, изготавливая для меня то раёк с картинками, то кукол для театра. Он часто читал что-нибудь из пьес Хольберга или „Тысячи и одной ночи“, и я помню его улыбающимся только во время чтения, ибо ни в личной жизни, ни в работе он счастлив не был».

Однако не один отец пробуждал в мальчике фантазию. Город Оденсе был одним из немногих привилегированных провинциальных городов, где имелся свой постоянный театр. Именно там молодой подмастерье сапожника впервые познакомился с драмой, сначала сидя среди публики, затем — в качестве актера любителя. В доме некой госпожи Бункефлод — вдовы пастора, которая жила на другой стороне улицы, Андерсен узнал о Уильяме Шекспире и греческой трагедии.

Таким образом, с раннего юношества он был настроен на высокие литературные образцы. Первый жанр, с которым соприкоснулся Андерсен, была драма. А его фантазия расцветала во время спектаклей домашнего театра марионеток.

Таким был мир, в котором вырос Андерсен, он предпочитал его даже игре с другими детьми. Больше всего ему нравилось шить костюмы для своих любимых игрушек — театральных кукол.

Андерсен унаследовал от своего отца, умершего в возрасте тридцати трех лет от болезни легких после возвращения с войны в Голштинии, военный дневник. На оставшихся чистых листах этого дневника, к счастью сохранившегося, молодой писатель набросал некоторые идеи 25 пьес и названия нескольких песен. Последние, вероятно, должны были служить музыкальным сопровождением для пьес. По названиям песен видно, что источником вдохновения Андерсену служили постановки, которые в то время шли на сцене театра в Оденсе. Каждый раз, когда Андерсен помогал Педеру Юнкеру расклеивать театральные афиши по городу, тот дарил ему театральные программки и плакаты. Дома он разглядывал изображения на них, программы и афиши окрыляли его фантазию. Возникшие таким образом идеи и образы вдыхали в пьесы Андерсена новую жизнь. С годами его любовь к театру вообще и к кукольному театру, в частности, ничуть не уменьшилась. Вероятно, его склонность выражать идеи с помощью метафоры возникла в результате этого увлечения.