В чужом доме - [99]

— Что ты там мелешь? Они больше не хотят наших рогаликов?

— Не хотят.

— Кто тебе сказал?

— Сам хозяин.

— Как же он это сказал?

Жюльен замялся, стараясь получше вспомнить.

— Он сказал… он сказал мне: «Передашь господину Петьо, что я не буду брать у него рогалики».

— Но он все же привел тебе какой-нибудь резон?

Остальные поглядывали то на Жюльена, то на хозяина.

Мальчик также смотрел на них. Он все еще медлил с ответом. Чувствовал, что хозяин распаляется, и знал, что гнев господина Петьо неминуемо обрушится на него. Хозяин уже огибал плиту и медленно приближался.

— Так какой же резон он привел? — опять спросил он.

Жюльен пожал плечами, помолчал еще немного, а потом пробормотал сквозь зубы:

— Его клиентам больше нравятся рогалики из кондитерской Мореля.

Ему едва удалось закончить фразу. Хозяин воздел руки и завопил:

— Что? Как ты сказал? Его клиентам больше нравятся!.. Черт побери! К чертям! А кто они такие, его клиенты? Кретины, олухи! Нет, просто уму непостижимо. Разве Морель кондитер? Он сапожник!.. Ей-ей, уши вянут! Ну нет! Это уж слишком. Лучше оглохнуть, чем выслушивать такие бредни!

Он внезапно умолк, на минуту задумался, а затем, еще ближе подойдя к Жюльену, спросил:

— Сколько он брал у нас рогаликов, этот болван?

— Четыре дюжины, господин Петьо.

— Четыре дюжины? Это немало. А потом, когда клиенты начинают воротить нос, никогда не знаешь, к чему это может привести.

Он снова задумался. И опять занялся кремом. Но время от времени останавливался и ворчал:

— Четыре дюжины… И при этом ссылается на клиентов… Нет, тут, конечно, что-то другое… без сомнения… Быть того не может… Морель! Черт побери! Был бы хоть стоящий кондитер, а то этот сапожник… Морель!

Вдруг хозяин поднял голову, поставил на стол миску и положил веничек, с которого капля по капле стекал шоколад.

— Ну-ка, Жюльен, погляди мне в глаза, — сказал он.

Мальчик повернулся с кастрюлей в руках.

— А ты всю правду сказал?

— Как вы можете сомневаться, господин Петьо!

— Ну, не строй из себя простачка. Я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что ты тут замешан.

— Я, господин Петьо?

Хозяин вплотную подошел к Жюльену.

— Да, именно ты, господин Дюбуа! — прошипел он. — Да, мой милый, хоть у тебя вечно такой вид, будто ты только что с облаков свалился. Может, ты нагрубил владельцу гостиницы или кому-нибудь из служащих?

— Клянусь вам, господин Петьо… — начал мальчик.

— Не спеши клясться. Я тебя как облупленного знаю. Видите, как покраснел?!

Он надвинулся на мальчика и заорал:

— Смотрите, смотрите, какой он красный. Я поймал его. Теперь я уверен, что он во всем виноват. Ведь он такая птица! Этого надо было ожидать! От него всего можно ожидать.

Он схватил Жюльена за ухо, тот приготовился к удару. Дернув ученика за ухо, хозяин прибавил:

— Ладно, я сам туда схожу, в эту вокзальную гостиницу. Сейчас же и пойду. И если ты там свалял дурака, то получишь такую взбучку, какой даже во сне не видал.

Хозяин выпустил ухо мальчика и вышел из цеха. Как только он переступил порог, мастер спросил:

— Ты правда как-то в этом деле замешан?

— Нет, шеф, — ответил Жюльен. — Даю вам честное слово.

— Вот и прекрасно, — сказал мастер, — так-то оно и для тебя лучше.

Господин Петьо отсутствовал всего несколько минут. Когда он возвратился, гнев его, видимо, немного остыл.

— Хозяйка права, — заявил он, — мы зайдем туда после обеда, как бы гуляючи. А то получится, будто мы навязываемся.

Жюльен больше не слушал. Продолжая работать, он думал о комнате в отеле «Модерн» и о том, что он в ней увидел.

Перед его мысленным взором то и дело возникала голая парочка. Эта картина не оставляла его весь вечер и долго мешала уснуть. Он думал о ней. Думал также о девушке с улицы Пастера. И рядом видел себя. Они лежали в постели, совершенно раздетые. В комнате было темно. Оба были счастливы, потому что предавались любви, но также и потому, что после этого долго лежали в объятиях друг друга — не шевелясь, не говоря ни слова.

Перед глазами мальчика один за другим проплывали различные образы. Он неизменно видел комнату и парочку в ней, но всякий раз парочка была другая. Иногда в комнате он видел самого себя, он лежал на той же постели, но вместо горничной из отеля рядом с ним находилась девушка с улицы Пастера. И тогда сердце его сжималось, сжималось до боли.

Иногда Жюльен думал о том, что рано или поздно он, конечно же, увидит горничную из отеля «Модерн». Она на него, верно, злится? А может, она его не узнала?

Поздно вечером он услышал, как домой возвратились хозяева. Подняв голову с подушки, Жюльен напряг слух, но ему не удалось разобрать, о чем они говорили между собой. Некоторое время их голоса раздавались в столовой: дверь туда была, видимо, открыта; затем на лестнице послышались шаги. Проходя мимо комнаты, где спали ученики, хозяева замолчали. Потом дверь в их спальню захлопнулась, щелкнула задвижка, и дом погрузился в тишину.

Морис спал. Слышалось его ровное дыхание. Эдуар еще не вернулся. Жюльен мельком подумал о болезни, которую тот продолжал лечить прямо у них на глазах. Морис в конце концов взорвался, и Эдуар пользовался теперь одной и той же большой консервной банкой из-под яблочного мармелада: он держал ее у себя в шкафу.