В час, когда луна взойдет - [287]

…А есть еще Матвеева и Зурабянц. Вернее, их уже нет. Вчера были, а этой ночью перестали быть. Ангцы, добровольные жертвы. Добровольное соглашение дает варку самую долгую отсрочку между потреблениями.

Снимки Матвеевой и Зурабянца появятся в заголовках новостей рядом с фотографиями пилотов. Их прощальные видеопослания покажут сейчас, в прямом репортаже с Байконура — и, может быть, через полгода, когда Рогозин и Стасов вернутся. Тела агнцев запечатают в вакуумные контейнеры и отошлют родным. В их школах и институтах повесят мемориальные доски…

Все, конец тестирования. Оба пилота вскинули руки в прощальном жесте. Когда-то вы сочли их достойными, Аркадий Петрович. Я, правда, по собственным критериям в «достойные» не прохожу, но по вашим — вполне. Может быть, ваша система и будет работать достаточно долго — по меркам человеческой жизни. Но как только первый рывок экспансии сойдет на нет, она выродится в новый Аахен. Это лучше, чем ничего, много лучше, но это все же паллиатив.

…Санин поднялся из кресла и жестом пригласил Аркадия Петровича занять его место. Необременительная, но почетная часть работы: поворот стартового ключа.

Аркадий Петрович протянул руку и принял его — ключ был большим и тяжелым даже на вид, как и положено ключу от сокровищницы. И наверняка холодным. И на ключ он не очень походил, а походил на вынутый из гнезда тумблер…

Волков опять поймал краем сознания волну от референта — четкий чистый сигнал, хоть включай в коммуникационную систему. Улыбнулся про себя. Его коллеги по-прежнему считали, что все замки открываются одним и тем же ломом. Что ж, он сделал, что мог. Не хотят слушать — их воля. Но черта им, а не мировой порядок. И черта им, а не конец света. И черту — тоже. Еще три года — и мы сможем выиграть войну. Еще восемь — и мы уйдем за точку невозвращения. Уж столько я продержусь.

В Аахене не забеспокоились, когда Волков перекупил у американцев телескоп Хаббла. Это выглядело милым чудачеством русского, выросшего в эпоху, когда плавание к Антарктиде было мероприятием не менее фантастическим, чем сегодня полет к Марсу. У всех, в конце концов, были свои игрушки: половина американского совета любила гонять скоростные машины по дну соленого озера, покойный фон Литтенхайм развлекался мотокроссом, бразильский советник время от времени лично возглавлял антипиратские экспедиции (по некоторым данным, пиратские — тоже). Ну, а у русского страсть к космическим корабликам. Конечно, опасаться Совет опасался — не зря же «Сеттльмент», отдали русским, а не американцам, которые действительно могли с этим проектом стать пятисотфунтовой гориллой, ночующей, где хочет. С географическим положением Штатов давать им возможность выстроить еще и космическую оборону? Совет испугался и передал дело Рождественскому: пусть русские возятся. Кто-то же должен запускать спутники связи и слежения и чистить орбиту от всякого мусора. Давно было известно даже ребенку, что свой ресурс развития ракетные двигатели давно исчерпали, а альтернатива им — пока что предмет фантастики.

Вот только Аркадий Петрович не любил считаться с общеизвестными истинами. Он нашел в послевоенном Новосибирске загибавшегося от голода Санина. Инициировал его и дал лабораторию — еще тогда, когда они с Коваленко, Рыбаком и почившим в диаволе Рождественским собирали Россию по кусочкам, когда Аахенского союза еще не было, а Договор Сантаны только пробивал себе дорогу.

Любую задачу можно решить. Любую. Нужно только время, ресурсы и головы. Причем, не обязательно гениальные. Гении срезают углы. Но просто упорный и талантливый человек дойдет в ту же точку — рано или поздно. Волков ждал три поколения — и дождался.

Синтетический голос закончил отсчет и сказал «пуск». Волков повернул ключ.

Сейчас они видели то, что напрочь не попадает на видео — гало вокруг дюз. Еще немного, и оно станет ярче самого огня.

Точка в небе. Конец Аахену, или конец нам. Совет может (вернее, думает, что может) удержать в руках планету, но даже они понимают, что их не хватит на большее. И если сведения о новом двигателе просочатся за пределы узкого круга знающих, до того, как мы выйдем наверх и возьмем под контроль гравитационный колодец — нас просто похоронят.

Из письма Михаилу Винницкому (дешифровка, перевод с навахо)

Интересные люди, вернее старшие, сидят в Аахене, доложу я вам. Девять лет назад довели до ума «Энергию-ВМО». Пять лет назад под эгидой СБ в Пахре восстановили циклотрон. Двадцать месяцев назад Санин сделал новый экспериментальный двигатель — а в январе Волков свалил окончательно обезумевшего Рождественского. И три месяца спустя в Дубне запустили установку ЭПОХА. Тихо-тихо под всякими сторонними лозунгами деньги идут в такие направления, где эксперименты лучше ставить где-нибудь между Марсом и Юпитером. Благо там уже взорвалось все, что могло.

Но нас должен сейчас беспокоить не сам пулемет, который собрал из подручного материала Аркадий Петрович, а то, как убедить аахенских господ, что это невинная детская коляска. Или что у них есть куда более важные и срочные проблемы.

Нам нужна — и очень нужна — классическая «красная селедка». Собачка в углу картины. Что угодно — лишь бы они не смотрели на руки.