В час дня, Ваше превосходительство - [31]

Дикгоф-Деренталь презрительно оттопырил нижнюю губу — не генерал, а торгаш!

Когда поспешно перебирались в столовую, Рычков успел шепнуть Деренталю:

— А вы нос не крутите. Денежки счет любят. Он сам сказал: «Потом сочтемся!»

Сначала выпили за «Союз защиты родины и свободы». Деренталь встал, преданно, влюбленно смотря на Савинкова, взволнованно, до дрожания голоса, до увлажнения глаз произнес высокопарный тост за неукротимую, могучую энергию, ясный ум, чистую душу Виктора Ивановича и, чуть не рыдая от восторга, воскликнул:

— Это бог послал нам Виктора Ивановича! Да будет славно это имя и ныне, и присно, и во веки веков!

— Аминь! — невпопад брякнул генерал Рычков, торопливо доедая паюсную икру.

Пошли по кругу, произнося тосты за каждого. Савинков начал с Перхурова. Тот, выслушав стоя, слегка наклонил голову:

— Спасибо, Виктор Иванович, за доверие!

Иззябший, как щенок, Казарновский, проводив до угла Остоженки последнего гостя, прихватил Литвиненко и постучался в квартиру Василисы Николаевны. Открыла сама именинница — вся в слезах, с распухшим лицом.

— Васенька, что случилось? — поразился ее виду Казарновский.

— Ладно, проходите, — утираясь передником, ответила хозяйка.

Капитан второго ранга и штабс-капитан заторопились в столовую. Среди грязной посуды выделялась деревянная чаша с сиротливым, одиноким надкусанным соленым огурцом.

— Поработали! — не то с сожалением, не то с завистью произнес Казарновский.

Литвиненко посолил корочку, пожевал. Василиса Николаевна села в кресло, сжала голову пухлыми ладонями:

— Господи, какие свиньи! Все сожрали, все выпили, и никто спасибо не сказал. Называется день рождения!

Казарновский попытался оправдаться:

— Я же думал, вы просто так, для конспирации!

— А если бы Чека налетела? Что бы вы, идиоты, сказали? Как меня зовут? Они умнее, чем вы думаете, — в святцы бы заглянули, и всем вам кутузка. Я сегодня по-настоящему именинница.

— Мы же не знали, дорогая. Все могло быть иначе.

— Уходите, кретины! И никогда больше этих хряков ко мне не приводите! Я думала — благородные люди, а они свиньи самые распоследние…

Люди бывают разные…

На третий день после разгрома анархистов Андрея Мартынова принимали в партию на открытом партийном собрании Брестских железнодорожных мастерских. Заявление о приеме он подал незадолго до перехода в ВЧК.

Андрей не был в мастерских всего около месяца, но как за это время изменились его товарищи! Если бы он видел их, как прежде, ежедневно, он, наверное, разницы бы не заметил, а сейчас ему стало не по себе — лица у ребят были худющие, глаза ввалились.

Андрей никак не ожидал увидеть на собрании Петерса. Перехватив его удивленный взгляд, Петерс, сидевший далеко от него, ободряюще улыбнулся.

Собрание началось. Андрея спросили, признает ли он Программу и Устав партии, кто родители, кто жена.

А затем, когда дотошно ознакомились с биографией, секретарь ячейки Белоглазов сказал:

— Предоставляю слово товарищу Петерсу из Чрезвычайной комиссии, куда мы послали Мартынова работать.

— Что сказать, товарищи? — начал Петерс. — Вы рекомендовали, мы взяли. Хвалить у нас в Чека не принято, да пока еще товарищ Мартынов ничего особенного и не сделал. Но я думаю, что ни вы, ни мы не ошиблись.

Народу на собрании было много — человек двести, а когда секретарь сказал: «Кто за то, чтобы принять товарища Мартынова в партию?» — рук поднялось мало — не больше двенадцати. Андрей сначала даже испугался, а потом, когда услышал: «Принято единогласно», — вспомнил, что комячейка в мастерских маленькая, а остальные на собрании — беспартийные.

Перешли к текущему моменту.

Секретарь объявил:

— Слово имеет член Центрального Исполнительного Комитета Петр Гермогенович Смидович.

Из задних рядов кто-то насмешливо выкрикнул:

— Ты бы лучше Бухарину дал слово!

Смидович серьезно ответил:

— А я как раз и собираюсь рассказать вам о позиции Бухарина и других «левых коммунистов», как они себя называют. Но начнем, как говорится, по порядку. Газеты вы читаете, и общеизвестное рассказывать вам не стану. Начну с Западного фронта. Командование германской армии, собрав крупные силы, начало наступление на англичан и французов. Сначала дело у немцев пошло неплохо, но потом они выдохлись и, потеряв в боях около ста пятидесяти тысяч, приостановили наступление…

— В огороде бузина, а в Киеве дядька! — выкрикнули из заднего ряда.

— Это только вы, товарищ, думаете, что к нашим делам события на Западном фронте не имеют отношения. Чем больше потерь будет у германской армии, чем меньше успехов, тем надежнее мы можем рассчитывать на мирную передышку, которую получили по Брестскому миру…

— Черта с два!

— Сошлюсь на факты. Сегодня с вашего вокзала отправились в Берлин сотрудники первого советского посольства. В ближайшие дни в Москву приедет немецкий посол. Немцы долго не решали вопрос об обмене послами, а тут сдались. Сопоставьте эти факты — потери немцев на Западе и уступчивость в разговорах с нами, — тут есть над чем поразмыслить, и прежде всего над тем, что Советское правительство правильно поступило, подписав Брестский мир. Что вы скажете, товарищ?

— Я потом выскажусь…