В царстве тысячи атоллов - [62]
Маленький головоногий моллюск, как и подобает настоящей матери, защищал свое потомство с бесстрашием львицы и, конечно же, завоевал наши симпатии. Мы больше не хотели волновать отважную мать и с нетерпением ожидали появления на свет малышей. Целую неделю самка "высиживала" яйца, непрерывно гладя их мягкими, нежными концами щупалец, и, если в раковину попадал песок, она выбиралась наружу и вытряхивала его. Мы пробовали кормить ее мясом краба, но она отказалась; вообще самка не принимала никакой пищи.
Но вот наступил восьмой день затворничества. Прерывисто дыша, обессилевшая мать продолжала сидеть между широко раскрытыми створками и гладить икринки тонкими концами щупалец. Присмотревшись повнимательней, мы увидели, как время от времени присоски охватывали то одну, то другую икринку, которые сразу же после этого лопались. Может быть, тем самым мать помогала малышам поскорее выбраться наружу? Во всяком случае было похоже, что так оно и есть.
Вылупившиеся из икринок маленькие осьминоги сразу же устремились наверх. Ритмично выталкивая через дыхательную трубку воду, они плыли задом наперед. Мы насчитали около 18 тысяч "младенцев". Скольким же из них суждено самим стать матерями? Без сомнения, лишь очень и очень немногим.
На следующий день аквариум весь кишел крохотными существами, бодро сновавшими туда и сюда. Только теперь мать покинула раковину. Она начала взбираться по стеклянной стенке аквариума, держа нити, на которых крепились икринки. Едва добравшись до верха, она отпустила эти нити. В ту же секунду щупальца безжизненно повисли, и их концы свернулись. Тело осьминога медленно отделилось от стекла. Последним усилием он еще попытался плыть, потом опустился на дно. Прерывистое дыхание совсем затихло - мать была мертва28. Малыши же весело и неутомимо плясали в воде. Редко приходится видеть, чтобы жизнь и смерть так тесно соприкасались друг с другом!
Завершив наиболее важные подводные исследования на острове Тилланчонг, мы вернулись на Кондул, чтобы испросить у индийских властей разрешение на дальнейшее пребывание на Никобарах.
Мы надеялись, что соответствующая бумага уже поступила, однако нас ждало разочарование. Нам даже показалось, что своей навязчивостью мы вызываем неудовольствие. Пришлось скрепя сердце попрощаться и покинуть Никобарские острова.
На Малайских островах
У Адельберта фон Шамиссо есть строчки, посвященные затерянному среди моря каменистому утесу, где ничего не растет.
Примерно в ста пятидесяти километрах от острова Пинанг из воды вздымается такая же голая, без единого деревца и кустика каменистая скала. Перак - так называется скала - имеет в длину не менее трехсот, а в высоту - около ста метров. Олуши и крачки так "выбелили" вершину, что она отливает на солнце серебром и благодаря этому заметна уже издали. Подводные склоны утеса не менее круты, чем надводные, а такие места всегда выглядят заманчиво для аквалангистов. И в то время как "Ксарифа" подыскивала удобную для стоянки бухту (здесь было слишком глубоко), мы, сгорая от нетерпения, уже сидели в шлюпке и, энергично работая веслами, направлялись к скале Перак.
Когда мы взобрались на этот голый каменистый клочок суши посреди моря, я понял, какие чувства испытывал Шамиссо, стоя на таком же пустынном утесе. В своих путевых заметках поэт писал: "Содрогаешься от одной мысли, что судьба может забросить сюда человеческое существо, ибо на этом голом, выжженном солнцем скалистом утесе жизнь невозможна. Яйца морских птиц, которые только и найдет здесь человек, способны лишь отдалить неизбежный конец..."
На нашей скале помимо крачек и олушей, отнесшихся к появлению людей без особого интереса, жили также крысы, которые, по-видимому, питались птенцами и яйцами. Но как оказались здесь, среди моря, эти сухопутные животные? Воображение невольно рисовало картину кораблекрушения.
Мы обнаружили, кроме того, маленькую коричневую ящерицу, охотившуюся на мух, нескольких муравьев и крохотных красных клещей, копошившихся среди камней.
Насколько беден был животный мир над водой, настолько богатой и разнообразной оказалась подводная фауна. Уже в приливо-отливной зоне скала сплошь была усеяна устрицами, и, когда мы с Хассом, надев лишь маски с дыхательными трубками, поплыли вдоль берега, у нас перехватило дыхание при виде открывшегося нашему взору зрелища. Стенки широких трещин и расселин, терявшиеся в бездонной глубине, поросли красными кораллами и были усеяны раковинами устриц. Течение медленно колыхало мощные "опахала Венеры", среди которых резвились пестрые губаны. Мимо нас проплывали стаи желтоспинных морских карасей и изящных серебристых цезио.
Но нас все время не покидало какое-то смутное беспокойство: ведь внизу зияла бездна и нигде никакого укрытия. И вот они уже тут как тут - акулы. Сперва мы видели трех, потом четырех. Они огромные и чуть ли не хватают нас за ноги. Снова и снова мы пускаем в ход шток, чтобы отогнать их, но хищницы не отстают. Нетрудно представить себе, что чувствует пловец в таком обществе, без акваланга, в открытом море. Осторожно повернув, мы поплыли обратно к шлюпке за аквалангами.
