В будущем году я буду лучше - [22]

Экран монитора погас, а Дыболь ворча уселся в кресло и довольно быстро уснул.

Снилось Саше не прошлое и не будущее, а бесцветное настоящее, границы которого так никто определить и не сумел. Может, потому, что настоящее не имеет никакого отношения ко времени и является всего лишь взглядом на вещи.

ВРЕМЯ

Утомительно медленно тянется время в космическом безвременьи. Тяжело переносить перегрузки вынужденного безделья и особенно в пространстве, ограниченном шестью стенами. Неинтересен и скучен был Дыболю космос, как неинтересен и скучен человеку, не имеющему отношения к медицине, атлас по гистологии. Часами Саша всматривался в бездонную темень вселенной и радовался каждому камешку, пролетающему мимо корабля. Заметив очередной булыжник, Дыболь сравнивал его с предыдущим и с нетерпением ожидал следующего. Это создавало ощущение хотя бы какой-то занятости. Когда мимо иллюминатора пролетал особо крупный метеорит или астероид необычной формы, Саша стучал по стеклу и улюлюкал, наверное, пытаясь привлечь внимание камня к собственной персоне. Он даже зачем-то поворачивался к компьютеру и приглашал его порадоваться вместе с ним, но экран в такие минуты молчал. Очевидно бортовой компьютер и пролетающие мимо небесные тела не испытывали друг к другу никакого любопытства, и Дыболь здесь напоминал пьяницу, обсуждающего с бутылкой поведение упавшего на пол стакана. Но все же беседа между компьютером и человеком не прерывалась, хотя протекала крайне вяло и была бессвязна, как обрывки разговоров, услышанных на ходу. На конкретные вопросы робот-компьютер отвечал охотно, но не всегда конкретно. Саше казалось, что машина чего-то не договаривает, темнит. А компьютеру ничего не казалось. Он сообщал то, что знал или то, что ему положено было сообщать. Речь компьютера была несколько развязной, а иногда и грубой, но так для Дыболя было даже лучше. Это оживляло их диалог, тем более, что некоторые обороты Саша принимал за вполне приличные шутки.

Дыболь и сам частенько пытался острить, и если электронные мозги никак не реагировали, то в глубине души Саша все же надеялся на то, что компьютер оценил его юмор и пусть молча, но смеется.

Иногда Дыболь вдруг принимался рассказывать о своей жизни. Здесь на космическом корабле, в компании с компьютером у него это выходило куда лучше, чем за столом в квартире профессора. Поведал Саша и о своих приключениях в городе Джина, который он так неожиданно для себя оставил. Дыболь врал, конечно, безбожно, но с таким собеседником грех было не приукрашивать. Хотя, возможно, Саша просто оттачивал историю перед возвращением домой, ведь впечатления наши часто многое теряют наложившись одно на другое.

Устав болтать, Дыболь в который раз облетал отсек управления, но без прежнего удовольствия. Плавание по воздуху давно уже стало для него таким же малопривлекательным занятием, как и ходьба по камере из угла в угол. Чаще всего Саша забирался в кресло и пытался уснуть, но и это ему уже удавалось с большим трудом. За время пути он отоспался на десять лет вперед. А если Дыболь и засыпал, то сны ему снились неинтересные, похожие друг на друга, как и проведенные на корабле дни.

МЫСЛЬ

Саша скучал и скучал отчаянно. Только за последние три дня он не менее десяти раз заставлял бортовой компьютер читать ему инструкции. Дыболь давно выучил наизусть правила поведения на корабле и технику безопасности при взлете и посадке, он теоретически умел пользоваться бластером и при поломке мог даже отремонтировать его. Единственное, чего Саша до сих пор не знал, это куда и зачем он летит. На все его вопросы компьютер в последнее время отвечал всего двумя фразами: "Я не гадалка, что тебя ожидает не знаю" и "Одни похожи на тебя, другие - нет".

Иногда Дыболь позволял себе невинно развлечься. Выписывая под потолком фигуры высшего пилотажа, он задавал компьюьеру все те же вопросы и тут же сам себе отвечал на них: "Я не гадалка, что тебя ждет не знаю". Компьютер отказывался понимать Сашину шутку, повторял те же слова на экране, и Дыболя это немного веселило. Кроме этого, Саша забавлялся тем, что оскорблял своего электроного спутника. Он подплывал к экрану монитора и внятно, по слогам произносил разные слова, обидные для человека, но совершенно непонятные для машины. Но и это глумление над компьютером быстро надоело ему, и Дыболь впал в черную меланхолию. У него в голове появились странные мысли. Саша вдруг задумался о себе. Но не так, как он это делал раньше, не о собственном благополучии, удовольствии или выгоде, и даже не о своей внешности. Дыболь задумался о жизни в целом.

Как известно, мысль проникает в сознание не извне. Она рождается там, в мозгу, оплодотворенном обстоятельствами, и зависит от них как брошенное в землю зерно от дождя. Не сразу и не постепенно, а как-то туманно, намеками, то появляясь, то исчезая нарождались в голове у Саши сомнения относительно его прошлого существования. Что это были за сомнения он пока не понимал, но благодаря воспоминаниям жизнь его сама по себе выстроилась в ряд ничем не заполненных, лишенных смысла дней. Все, что происходило с ним когда-то, сейчас не вызывало у него ни радости, ни сожаления, ни хотя бы малейшего удовлетворения. Не за что было зацепиться, не на что опереться, нечего взять за основу, чтобы прожитые дни, как шерстяную нитку, виток за витком уложить в плотный клубок. Возможно, виной тому была невесомость или избыток свободного времени, но мозги у Дыболя заработали. "Бог не требует невозможного", - написал когда-то святой Августин, хотя и несколько по иному поводу.