В будущем году — в Иерусалиме - [6]

Старый Вертхаймер наблюдал эту сцену со стороны и ровным счетом ничего не понимал.

— Яна, ты что — совсем мишугенэ? — воскликнул он.

— Да, — коротко ответила дочь.

— И что дальше? — только и нашелся вконец ошалевший отец.

— Я выйду за него замуж.

— Он тебе нравится? — спросил старик, начиная приходить в себя.

— Нет, — ответила она спокойно, — не нравится, но замуж за него я пойду.

Свадьба была пресной, как, впрочем, большинство свадеб вообще. Эта была особенно пресной, потому как Вертхаймеры принадлежали к либералам: ни богу свечка ни черту кочерга… Между двумя ипостасями этими они располагались где-то посредине. То есть по большому счету — нигде. Можно, конечно, считать себя свободным от предрассудков, однако счастливее от этого не становишься… Лео Розенбах был из той же когорты. Что иврит, что идиш оставались для него непостижимой тайной за семью печатями. Да и по-немецки он говорил с нарочитым баварским акцентом. Отставной придворный фотограф обильно орошал себя parfum français и был не прочь щегольнуть в костюмчике английского покроя. Твердости характера не было в нем ни на грош. Вращался он в кругу себе подобных. Сотоварищи его, эти воинствующие всезнайки, причисляют себя к подвижникам точных наук и с пеной у рта судачат о вещах, абсолютно для них непостижимых. Будучи невеждами — что в физике, что в биологии, случайно сохранив в памяти несколько простейших формул, — они считают себя способными и готовыми постичь всю глубинную суть мироздания.

«Чудес на свете не бывает, — со знанием дела посмеиваются они, — все объяснимо, нужно лишь суметь объяснить». Но всякий раз, когда происходит нечто за пределами их ограниченного понимания, они притихают, забавно покачивают головами и демонстрируют при этом полнейшее свое невежество. Какая-нибудь дурацкая бессмыслица доводит их до параноического неистовства, они готовы разорвать на себе рубашку, а заодно и всех, кто не приемлет радикальности их суждений.

Но при всем при этом они не перестают быть евреями не столько, впрочем, из верности принципам, сколько из страха перед смертью. Они позволяют себе потешаться над раввином, однако признают его авторитет в сфере нематериальной: льготная путевочка в мир иной все же понадобится — рано или поздно…

Все это объясняет, почему свадебное действо совершалось в строгих предписаниях еврейского ритуала.

Господин Кобринер, главный раввин Станислава, должен был произнести торжественную речь. Симхе Пильник занимался практическими деталями торжества и в первую очередь — протоколом застолья. Он один знал точно, кто чего стоит в денежном выражении, и в соответствии с этой стоимостью гостю надлежало сидеть за праздничным столом выше или ниже. Главная же проблема была свойства сугубо оптического: как посадить брачующихся рядом, чтобы никто не заметил, что грациозная невеста на две головы выше своего именитого жениха, этой важной особы из Мюнхена, личного фотографа двора Его Величества Людвига Второго Баварского? Тут не скроешься: брачная пара — в центре внимания всех гостей, к тому же молодых непременно будут фотографировать, чтобы потомкам осталась память о счастливейшем дне в их жизни.

Симхе Пильник знал выход. Он велел изготовить трон, с высоты которого знатный жених будет величественно возвышаться над всем праздничным застольем.

Хасидский оркестр наигрывал веселые мелодии; блистательное собрание с нетерпением ожидало выступления Главного раввина, который веселился вместе со всеми, хотя Аарон Вертхаймер был всего лишь простым подмастерьем кожевенных дел ремесленника. Но у него была раскрасавица дочь — несравненная Яна, и ни один еврей в Галиции не посмел бы упустить счастливой возможности хоть на мгновенье приблизиться к этой сверкающей прелести. Кроме того предоставлялась возможность вблизи рассмотреть человека, который лично знаком с самим королем Баварским Людвигом Вторым, всемирно известным меценатом искусств и личным другом Рихарда Вагнера. Лео Розенбах, таким образом, долгие годы был личным поверенным знатного вельможи.

Приняв без долгих рассуждений сделанное ему приглашение, Главный раввин выступил с речью о смысле и таинствах фотографического изображения как символа бессмертия:

— В Священном Писании, высокоуважаемые гости нашего свадебного торжества, сказано: «Не создавай себе образов». Потому некоторые расценивают фотографию как тяжкий грех. Они заблуждаются. Смысл этой заповеди лежит гораздо глубже. Ты не должен создавать себе фальшивых — я подчеркиваю это — фальшивых образов. Ты не должен посягать на Божий промысел, вмешиваться в его дела. Он сам знает, что делать, и делает это хорошо. Эта заповедь касается живописи и в особенности — плохой живописи, каковая, к примеру, распространена сегодня в Париже и Вене. Всевышний хочет уберечь нас от разного рода пачкунов и фальсификаторов, которые самонадеянно посягают на великие творения его. Именно о них говорится в Священном Писании, а не о точном отображении творений Божьих. Зеркала не несут в себе греха, — так учил нас Моше бен Баймон, — и грехопадение наступает лишь при искажении действительности, ибо в искажении этом состоит лжесвидетельство. Отсюда и смысл заповеди: не лги! А зеркало — не лжет. Оно лишь отражает то, что видит. И фотография делает то же самое. Красивое остается красивым. Безобразное — безобразным. Фотография прославляет творение рук Господа. Она увековечивает то, чему надлежит быть увековеченным. Она запечатлевает то, что достойно пережить смерть. Кто вправе запретить нашему жениху, достойнейшему господину Розенбаху, запечатлеть на стеклянной пластинке и тем увековечить на радость потомкам безупречное совершенство и неповторимый блеск его молодой избранницы, несравненной Яны из благородного дома Вертхаймеров? И разве не является святым долгом, важнейшей миссией человека прославлять и увековечивать великие творения Господа нашего? И разве не в этом состоит высшее проявление истинной любви — дать прорасти в твоей крови обожаемому тобою образу? Может, кому-то из присутствующих в этом праздничном зале известно лучшее средство прославления молодости и совершенства этой несравненной еврейской девушки, чем с помощью фотографического аппарата? Так назовите его…