В белые ночи - [49]
Время от времени я оглядывался. За мной двигались ряды кандидатов на «перевоспитание». Масса народу. Все согнулись под тяжестью узлов, у многих от усталости подкашивались ноги. Кругом винтовки со штыками, взведены курки. Остервенело лают собаки. «Шаг вправо, шаг влево…». В шеренге врачи, инженеры, адвокаты, профессора, рабочие, судьи, офицеры. Такой парад в двадцатом веке! Парад рабов.
Со мной заговорил солдат конвоя.
— Сколько тебе дали? — спросил он.
— Восемь лет.
— За что?
— Пятьдесят восьмая.
— Плохо дело.
— Нам в Вильнюсе сказали, что, если будем работать хорошо, выйдем досрочно.
— Отсюда не выходят.
— Что значит «не выходят»? Следователи сказали, что, если будем хорошо работать, выйдем даже раньше времени.
Солдат расхохотался:
— Следователи сказали… Они остались в Вильнюсе, а ты останешься здесь. Слушай, что я тебе говорю: отсюда не выходят.
— Не разговаривай с ним, — сказал мой друг, бывший сержант, помогавший мне тащить тюк. — Еще посмотрим, выйдем отсюда или нет.
Я послушал его, но в душе проклинал лукишских парикмахеров.
После долгих часов ходьбы показался пересыльный лагерь. Он был окружен проволочной оградой и сторожевыми вышками. Огромный лагерь. Заключенных разделили на группы по сто человек. Вместе со мной оказались Шескин и Кароль; Шехтера отправили в другой лагерь. В больших деревянных бараках мы увидели знакомые дощатые нары в несколько этажей. Впервые за много недель мы получили горячую кашу и помылись. Небольшими группами нас стали вызывать в контору.
В конторе работали заключенные. Они записывали личные данные только что прибывших.
Писарь, к которому я подошел, спросил:
— Когда тебя арестовали?
— 20 сентября 1940 года.
— Сколько получил?
— Восемь лет.
Записывая, он пробормотал:
— День ареста 20 сентября 1940 года, день освобождения 20 сентября 1948 года.
Значит, срок «перевоспитания» в НКВД начинается не со дня вынесения приговора, а с момента ареста, следствие тоже относится к «перевоспитанию», Но долго размышлять о щедрости Наркомата внутренних дел я не мог в ушах звенела другая дата: 20 сентября 1948 года. День освобождения — 20 сентября 1948 года… Это немало, — сказал я себе. — И освобождение не так близко.
— За что осужден? — продолжал спрашивать писарь-заключенный.
— Точно не знаю. Следователь сказал, что меня обвиняют по 58 статье.
— Что тебе сказали при вынесении приговора?
— Сказали, что я «социально-опасный элемент».
Он записал: СОЭ и, подавая мне карточку для подписи, шепотом сказал.
— Никогда не упоминай 58 статью. Если спросят, скажи, что в приговоре написано СОЭ.
Это был совет узника НКВД зеленому новичку, и опытный заключенный знал, что говорил.
А белые ночи все продолжались. В пересыльном лагере мы отдыхали недолго. Через несколько лишенных темноты суток нас снова выстроили в ряды. Снова предупредил: «Шаг вправо, шаг влево» — и через болота много часов вели к берегу большой реки.
— Как называется река? — спросили мы заключенных, встретивших нас на берегу градом русской брани.
— Что? Вы не знаете? — кричали русские заключенные, сопровождая крики приветственным матом. — Это Печора, и вы едете в Печорлаг.
Нас погрузили вместе с длинными рельсами на баржу, привязанную к небольшому буксиру.
— Пароход старый, еще с царских времен, — заметил один из русских заключенных, показывая на него рукой, — но тянет старик хорошо…
— Да, — сказал один поляк. — У вас ничего нет. У вас самый большой начальник ест и одевается хуже, чем ел и одевался у нас обыкновенный сторож до войны.
В ответ раздался поток ругательств, какого нам слышать еще не приходилось. В отличие от традиционной терминологии, известной еще со времен молодости нашего старого пароходика, здесь вместо матери то и дело упоминалась божья мать.
— Мы прогрессируем, — сказал мне старый капитан. — Вот одно из достижений революции.
— Но в его реакции, — ответил я потрясенному другу, — есть что-то характерное. Он сам заключенный, жертва режима, но посмотри, как он, с пеной у рта, защищает этот режим от нападок чужака.
К вечеру баржа тронулась с места. Я сидел у самого борта и с интересом изучал широкую зеленоватую реку. Белая ночь открылась нам во всей своей красе. Вот вспыхнул огонь на горизонте: это солнце садится в Печору. Но тут же солнце снова восходит и озаряет Печору ночным светом. Ко мне подошел солдат охраны. Он посмотрел на меня, потом перевел взгляд на тюк с вещами и спросил:
— Что у тебя в мешке?
— Одежда, белье, сапоги, — ответил я.
— Сапоги кожаные? — спросил солдат.
— Да, кожаные.
— Отнимут, — с улыбкой пообещал солдат.
— Кто отнимет? — удивленно спросил я.
— Увидишь, все отнимут.
— Все отнимут? — продолжал я спрашивать. — Но ведь это мои личные вещи. Если бы взяли часть и раздали заключенным, у которых ничего нет, я бы еще понял. Но все отнять?
Один из польских заключенных вмешался и сердито сказал:
— Ты что, уже отказываешься от части своих вещей?
Солдат продолжал улыбаться.
— Не надо ссориться, отнимут все, все у вас отнимут. Увидите.
Кого он имел в виду, говоря «отнимут», мы не знали, пока не прибыли в лагерь.
Но прежде я побывал еще в одном пересыльном, где, к радости своей, встретился с друзьями — Шеcкиным и Каролем. Нас повели на первый медосмотр. Мы сидели возле барака, где проводился осмотр. Шескин или Кароль (точно не помню) вступили в разговор с одним из писарей. Тот спросил, могут ли они достать сорочки с воротниками. Услышав положительный ответ, он сообщил, что за шесть сорочек он готов перевести их для «дополнительного обследования» в госпиталь, и там «будет хорошо». Узнав, что нас трое, он согласился за три сорочки сверх того направить в больницу и меня.
Данная статья входит в большой цикл статей о всемирно известных пресс-секретарях, внесших значительный вклад в мировую историю. Рассказывая о жизни каждой выдающейся личности, авторы обратятся к интересным материалам их профессиональной деятельности, упомянут основные труды и награды, приведут малоизвестные факты из их личной биографии, творчества.Каждая статья подробно раскроет всю значимость описанных исторических фигур в жизни и работе известных политиков, бизнесменов и людей искусства.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
«Мы были ровесниками, мы были на «ты», мы встречались в Париже, Риме и Нью-Йорке, дважды я была его конфиденткою, он был шафером на моей свадьбе, я присутствовала в зале во время обоих над ним судилищ, переписывалась с ним, когда он был в Норенской, провожала его в Пулковском аэропорту. Но весь этот горделивый перечень ровно ничего не значит. Это простая цепь случайностей, и никакого, ни малейшего места в жизни Иосифа я не занимала».Здесь все правда, кроме последних фраз. Рада Аллой, имя которой редко возникает в литературе о Бродском, в шестидесятые годы принадлежала к кругу самых близких поэту людей.
Книга М. Лапирова-Скобло об Эдисоне вышла в свет задолго до второй мировой войны. С тех пор она не переиздавалась. Ныне эта интересная, поучительная книга выходит в новом издании, переработанном под общей редакцией профессора Б.Г. Кузнецова.
Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".