В 16.50 от Паддингтона - [60]

— А доктор Куимпер думает, что в них было-таки нечто необычное.

— Он, видите ли, думает! Уж я как-нибудь и сам распознал бы отравление мышьяком, если бы оно имелось.

— Признаться, были случаи, когда весьма компетентные врачи ничего не заподозрили, — позволил заметить себе Креддок. — Взять хотя бы историю в Гринбарроу, — припомнил инспектор, — или случай с миссис Тини, или с Чарльзом Лидсом. А семья Уэстберн? Там трех человек уморили и все чин-чином были похоронены, никто из пользовавших их врачей ничего не заметил… А ведь почтеннейшие были люди и опытные специалисты.

— Ну хорошо, хорошо! — с раздражением произнес доктор Моррис. — Вы хотите сказать, что я допустил ошибку. Ну а я так не считаю… — Он немного помолчал. — А кто же, по мнению доктора Куимпера, этот неведомый злодей? Если, конечно, он не плод воображения моего коллеги?

— Он не знает, но очень встревожен. Сами понимаете, когда речь идет о больших деньгах.

— Да-да, и получат они их, только когда умрет Лютер Крэкенторп. А деньги его отпрыскам очень нужны. Это верно. Но из этого вовсе не следует, что они готовы убить своего старика.

— Не следует, — согласился инспектор Креддок.

— Как бы то ни было, — заявил доктор Моррис, — я считаю, что нельзя никого подозревать, не имея на то оснований. Веских оснований, — уточнил он. — Но скажу откровенно, то, что вы мне сейчас рассказали.., я потрясен… Мышьяк, и притом в столь изрядных дозах… Но я все-таки не понимаю, почему вы пришли ко мне? У меня не было никаких подозрений — вот все, что я могу вам сказать! Возможно, я должен был заподозрить неладное. И наверное, мне следовало бы серьезнее отнестись к этим желудочным приступам у Лютера Крэкенторпа. Но с тех пор уже прошло много времени, и теперь все это для вас уже несущественно.

— Безусловно, — согласился Креддок. — Я просто хотел побольше узнать о семье Крэкенторп. Нет ли у них в роду каких-нибудь психических отклонений?

Доктор остро глянул на него из-под насупленных бровей.

— Да, я понимаю ход ваших мыслей. Ну что же… Джосая был вполне нормален. Жесткий, трезвый, очень расчетливый. А жена была неврастеничкой, склонной к меланхолии. Она из вырождающейся семьи, у них там были сплошные родственные браки… Умерла вскоре после рождения второго сына. Я бы сказал, что Лютер унаследовал от нее определенную.., э-э.., неуравновешенность. Он был в юности вполне обычным малым, но постоянно ссорился с отцом. В конце концов отец в нем разочаровался, и Лютера это страшно ранило, он старательно лелеял в душе обиду на отца, и со временем она превратилась в некую навязчивую идею, что отразилось и на его семейной жизни. Стоит немного поговорить с ним, как сразу бросается в глаза, что он просто не выносит своих сыновей. Но дочерей он любит. Обеих — и Эмму и Эди.., ту, что умерла.

— Откуда такая ненависть к собственным сыновьям? — спросил Креддок.

— Ну с этим вам лучше обратиться к новомодным психиатрам. Скажу только, что как мужчина Лютер страдал комплексом неполноценности, что усугубилось его финансовым положением. Тем, что ему дозволили пользоваться лишь доходами с капитала. Но распоряжаться этим капиталом и недвижимостью он не может. Имей он возможность лишить своих сыновей наследства, как знать, может, он не относился бы к ним с такой неприязнью. А сознавать, что тут от него ничего не зависит — для него унижение.

— Поэтому он и любит тешить себя надеждой, что переживет их всех?

— Вероятно. И мне кажется, от этого же и его скупость… Не удивлюсь, если из своих в общем немалых доходов с капитала он сумел скопить очень значительную сумму — в ту пору, когда налоги не поднялись еще до нынешней головокружительной высоты.

Креддоку пришла в голову еще одна мысль:

— А ведь он, наверное, завещал кому-нибудь сбои сбережения. На это-то он имеет право!..

— О да, хотя один Господь ведает, кому он их завещал. Может быть, Эмме. Впрочем, едва ли. Она получит свою долю наследства деда. Может, внуку Александру.

— Старик его любит?

— Во всяком случае, раньше любил. Ведь Александр — сын его дочери, а не одного из нелюбимых сыновей, это для него невероятно важно… Да и к Брайену Истли, мужу Эди, он относится очень хорошо. Вообще-то я почти не знаю Брайена… Я уже несколько лет практически ни с кем из них не виделся… Помню, мне было за него как-то тревожно: казалось, что после войны он станет, что называется, неприкаянной душой. Он обладал качествами, необходимыми в военное время.., храбростью, удалью, умением полагаться на удачу, не мучая себя раздумьями о будущем… А вот основательности ему явно не хватало и терпения… Такому человеку трудно найти себе занятие по душе.

— Скажите, по вашим сведениям, нет ли каких-то психических отклонений у детей мистера Крэкенторпа?

— Седрик — эксцентричная личность, из породы прирожденных бунтарей. Не стану утверждать, что он абсолютно нормален, но позвольте вас спросить, существуют ли на свете абсолютно нормальные люди? Харольд довольно консервативен, личность малопривлекательная, на мой взгляд… Холоден и расчетлив, на первом месте у него всегда выгода. Альфред отличался дурными наклонностями. Сызмальства. Сколько раз видел, как он таскал деньги из миссионерской кружки для пожертвований, которая обычно стояла у них в холле. В общем, все в таком духе. Да что уж теперь… Бедняга мертв, грех о нем такое говорить. Каюсь.