Узурпатор - [33]

И все же… да. Она любит Кедрина. Как это страшно… До сих пор она чувствовала себя спокойно. Обет защищал ее от искушений. Она радовалась, что может дарить любовь всем, кто нуждается в исцелении. Кто бы мог подумать, что один-единственный человек все изменит. Невероятно — она раздумывает, не отказаться ли от Служения!

Уинетт почувствовала, как по щеке катятся слезы. Проблема, с которой она столкнулась, выглядела неразрешимой. Они правы — и Дарр, и Бедир, и все остальные. Если она откажется сопровождать Кедрина, он, скорее всего, поддастся отчаянию… и станет жертвой Посланца. Последнее никогда прежде не приходило ей в голову. Слова Сестры Бетани лишь усилили ее смятение. Должна ли она согласиться, как велит ей долг? Но она подозревала, что это лишь заставит Кедрина лелеять напрасные надежды. Тем горше будет разочарование, когда его ожидания пойдут прахом… Может быть, это несправедливо — но лучше бы он уехал. Тогда отпадет и необходимость принимать решение, которая тяготеет над ней… Нет, надеяться бесполезно. Ей придется делать выбор самой, хочет она этого или нет.

— Госпожа, — шепнула она, словно обращаясь к ветру, завывающему в речных каньонах, — подскажи мне, что я должна делать.

Ветер сказал ей не больше, чем река. Его пронзительная песня вещала лишь о грозном приближении зимы, обещала лишь снегопад — холодный и беспощадный, точно стальное лезвие, как необходимость выбора, что терзала сейчас сердце Уинетт. Покинув свое убежище, она устало побрела по парапету.

Внизу Уинетт увидела варваров, которые торжественно следовали по белтреванской дороге. Дротт, Кэрок, Вистрал и другие возвращались в леса, унося своих убитых. Их было много — тех, кто погиб во имя исполнения планов Эшера, кто понапрасну потратил свою жизнь в бесплодной ненависти, вдохновившись речами Посланца. Уинетт не оплакивала их — ей надо было исцелять тех, кто еще был жив. Но теперь слезы наполнили ей глаза и покатились по щекам, оставляя ледяные дорожки. Жалкие останки несли на носилках, везли на повозках, влекомых неповоротливыми лесными собаками. Уинетт не услышала, как к ней подошел воин. Прислонив к стене копье, он снял плащ и протянул ей:

— Возьми, Сестра. На стене холодно.

Уинетт обернулась, и он увидел ее слезы, когда она с нервной улыбкой укутывала плечи.

— Почему ты плачешь. Сестра?

— Я плачу о мертвых, — она была благодарна ему за заботу.

— Они этого сами хотели, — с грубоватой простотой отозвался воин. Там, где война — там кровь и боль, и он уже привык к этому. — Их было бы еще больше, если бы принц Кедрин не убил хеф-Улана. А может, они бы нас одолели, и мы лежали бы мертвыми. Они бы не стали нас оплакивать, Сестра.

— Возможно, — отозвалась она, — но все-таки… они мертвы.

— Они пошли за слугой Эшера, — воин оперся на копье и обнял его, словно прочное ясеневое древко давало тепло. — И пустили в ход колдовство, когда силой не вышло. Мы к войне не стремились.

— Конечно, — кивнула Уинетт, — мы не искали войны. Но Посланец дурачил их. Он раздавал им обещания, как побрякушки детям… и они потянулись, чтобы взять то, что он обещал.

— Он еще получит по заслугам, — буркнул воин и сотворил знак Кирье, чтобы отогнать зло при упоминании Посланца. — Или принц Кедрин не Избранный? В Эстреване ему вылечат глаза, он вызовет Посланца на бой и уничтожит его.

— Так говорят? — спросила Уинетт, вытирая с глаз подсыхающие слезы.

— А как же! — воина, похоже, удивил ее вопрос. — Нилоку Ярруму помогало колдовство Эшера, но принц все равно победил. Я не особо в этом разбираюсь, но знаю наверняка: принц Кедрин — герой, его благословила Сама Госпожа. И еще я знаю, что Посланца не нашли среди мертвых — стало быть, он еще жив. Но Кедрин его победит. Ты же из Эстревана, Сестра, — ты должна это знать.

Уинетт улыбнулась, убирая с лица спутанные волосы.

— Я Сестра-Целительница, друг мой. Мое искусство — лечить, а не предсказывать.

— Все об этом говорят, — воин пожал плечами. Он недоумевал, как Сестра, Служительница Госпожи, может не знать таких вещей. — Некоторые называют его Защитником и говорят, что в его жилах течет кровь Коруина. Не знаю, правда ли это — по мне так достаточно доброй тамурской крови. Да какая разница… мы все ему жизнью обязаны.

— Ты прав, — согласилась Уинетт.

Воин усмехнулся и, прикрыв лицо от ветра, выглянул в амбразуру.

— Надо возвращаться на пост. Оставишь плащ внизу, в комнате стражи?

Уинетт кивнула. Какое-то время она смотрела, как он удаляется широким шагом. Он верил в Кедрина, просто и искренне. Уинетт не сомневалась: спроси она его мнение, этот воин без колебаний посоветовал бы ей ехать с Кедрином в Эстреван — да еще добавил бы, что это ее долг.

Но так ли это на самом деле? Разве верность Служению — не самый главный ее долг?

Но тогда Кедрин ставит под угрозу служение этому долгу.

А может быть, Госпожа испытывает ее? Нет сомнения: если бы она верила так сильно, как должна верить Сестра, у нее хватило бы воли противиться искушению. Хватило бы воли придти к нему, как предложила Бетани и, исполнившись верой, сообщить свое решение.

Или это все-таки станет источником новых страданий?