Узурпатор - [23]

Приободрившийся Салливан Танн воскликнул:

– Этот вооруженный холуй возмутительно обращался с нами, лорд Луганн. Его люди имели наглость осмотреть наш багаж, а вот этот неуклюжий увалень уронил бесценную бутылку «Джеймсон Ризэв» двадцатичетырехлетней выдержки! Хорошо, что я обладаю психокинезом и едва успел вовремя подхватить ее.

– Форменное безобразие! – сказал Эйкен, нахмурившись. Он телепатически подмигнул коменданту города. – Ты, конечно же, знаешь, Конгрив, что светлейшие особы ранга лорда Салливан Танна не должны подвергаться подобным процедурам. Тебе полагается выговор.

Ударив себя в грудь, Конгрив вскинул руку в салюте.

– Я и сам корю себя. Стратег. Подобный досмотр – это обычная предосторожность для обеспечения безопасности, он издавна применялся ко всем людям, прибывающим в Горию на постоянное жительство. Из-за риска, связанного с кровавым металлом, лордом Поданном был отдан на этот счет строжайший приказ.

– Ноданн, – заметил Эйкен, – сейчас кормит рыб. А я повелеваю, чтобы с сего дня и людям, и тану, прибывающим в город, оказывался одинаково радушный прием. Запомни это, или будешь нести ответ лично передо мной.

Салливан Танн расплылся в довольной улыбке. Он вытолкал вперед жеманящуюся Олону и представил ее Эйкену и Куллукету.

– Леди Олона Каламосская, дочь покойного лорда Онидана Герольда, в нынешнем году на празднике Великой Любви она станет моей невестой.

Олона грациозно поклонилась, Лучезарный, усмехаясь, запечатлел на ее руке долгий поцелуй.

– Правда ли, лорд Стратег, что вы будете королем? – низким голосом спросила девушка.

Черные глаза Эйкена сверкнули.

– Коли будет на то воля Таны, милая!

– Со всеми… королевскими прерогативами? – На коралловых губах заиграла легкая улыбка. Лицо Салливан Танна сохраняло неподвижность.

– Игра, – заверил ее Эйкен, – будет вестись по всем правилам.

Он прошагал к сияющему глупой улыбкой Раймо, изящно опустил руку на плечо своего старого приятеля и провозгласил:

– А теперь, ребята, – веселиться! Эйкен Драм с вами! Больше никакого содержания под стражей, никаких обысков, никаких мерзких дознаний. Все отправляемся в мой Стеклянный замок и устраиваем грандиозную пирушку!

7

Старый Айзек Хеннинг нудел не переставая до тех пор, пока Голда – хотя и знала, что собирается дождь, – не согласилась совершить утомительное восхождение на мыс и нести дозор до полуночи.

– Мы – единственные, кто может дать предупреждение, деваха! – Длинные костлявые пальцы впились в ее сильные плечи. Подернутые пленкой глаза Айзека беспокойно скосились в сторону внутреннего грота пещеры. – Сейчас самое опасное время! Полнолуние после весеннего равноденствия! Охота непременно явится. Так случается каждый год. А теперь слушай меня, деваха! Когда заметишь, как они летят над лагуной из Авена, зажжешь сигнальный костер. В твоих руках судьба всего Керсика!

– Хорошо, дедуня.

– Он, может быть, зовет их! Даже в этом своем сне! – Голос старика превратился в злобный свист.

– Хорошо, дедуня.

Дрожа, Айзек нагреб в глиняную чашу углей из очага и присыпал золой, чтобы не так сильно горели. Голда взяла чашу и приготовленный дедом толстый факел из пропитанного жиром тростника.

– Что со всем этим делать, знаешь, – рявкнул он.

– Что? – спросила Голда.

– Вот чертова глупая корова! – взорвался старик. – Сигнал! Если увидишь Летучую Охоту, зажжешь факел от горячих углей. А факелом подожжешь большую груду дров!

Голда улыбнулась.

– Зажечь факел. Зажечь дрова. Хорошо, дедуня.

Старик прямо зашелся от ярости.

– Но только если увидишь Летучую Охоту, черт тебя раздери! Если увидишь, как они летят на нас из межзвездной пустоты – изгибаясь, поднимаясь и падая, словно свивающаяся кольцами змея из радужного света!

– Ладно!

Голда стояла, пристально глядя на старика сверху вниз, словно на чужого. В ней не было красоты, лишь сила и здоровье. Щеки и губы лоснились от жира жареных сонь, которых они ели на ужин. Замшевая сорочка тем не менее была довольно чистой. Груди, набухшие по причине, которую Айзек очень даже хорошо угадывал, натягивали замшу меж торчащих в разные стороны сосков.

– Ну? – заревел он. – Ступай, шлюха перезрелая!

Голда осталась стоять возле входа в пещеру, вяло свесив руки вдоль бедер.

– Ты не причинишь вреда Богу, пока я хожу, дедуня?

Взгляд старика метнулся в сторону.

– Давай топай на мыс. Делай свое дело, а его предоставь мне. – Старик часто дышал. – Может статься, Летучая Охота уже на пути к Керсику!

– Ты не причинишь Богу вреда?

Голда опустила горшок с углями и незажженный факел на каменный пол. Айзек попытался улизнуть, но он не мог тягаться в проворности с Голдой. Она ухватила его за тонкие, как прутики, руки, сграбастала в охапку и приподняла над землей. Айзек брыкался, орал, исходил яростью, но женщина-титан продолжала держать его в воздухе на вытянутых руках. В конце концов старик разразился слезами. Голда осторожно опустила его, присела рядом с ним, сжавшимся в комочек, на корточки и вытерла его лицо уголком своей юбки.

– Ты не причинишь вреда моему Богу с моря, – спокойно сказала она.

– Нет. – Айзек не мог унять дрожь. Исходящий от нее мускусный запах валил его с ног.