Узорчатая парча - [2]

В Ямагате погода была пасмурная. По дороге от станции к источникам Дзао я смотрела из окошка такси на низкое небо в полнейшем унынии. Мне вдруг пришло в голову, что я ведь уже бывала в этих местах района Тохоку. Тогда, во время свадебного путешествия, мы с Вами добирались от озера Тадзава, что в префектуре Акита, до города Товада в префектуре Аомори.

Мы остановились в гостинице на горячих источниках. Бурлящая вода стекала вдоль обочин дороги по дренажным канавам, в воздухе ощущался острый запах серы. Плотные облака заслоняли ночное небо. Ни одного просвета, сквозь который можно было бы разглядеть хоть слабый отблеск луны или звезд. Тем не менее настроение у нас было приподнятое: горный воздух был свеж, к тому же это было, в сущности, наше с сыном первое настоящее путешествие. Наутро тучи развеялись. Киётака схватил свой костылик. Чувствовалось, что ему просто не терпится отправиться к фуникулеру. Сразу же после завтрака мы побрели к станции канатной дороги в Саду георгинов.

Наша встреча с Вами оказалась столь неожиданной, что при одной мысли об этом у меня до сих пор замирает сердце. В самом деле, как могло статься, что мы очутились в одной и той же кабинке фуникулера, в далекой-далекой префектуре Ямагата, в горной глуши Дзао, где бесконечно снуют вверх и вниз бесчисленные вагончики нескольких канатных дорог?!

Пассажиры стояли небольшими группками, в ожидании подходивших кабинок. Через несколько минут подошла и наша очередь. Открыв дверь, кондуктор сразу же увидел Киётаку с костыликом и, полуобняв его, подсадил в вагончик. Следом прошла я. Тут я услышала, как кондуктор приглашает еще одного пассажира. В кабинке было тесно, но прямо перед нами оказалось свободное место, и вошедший – мужчина в светло-коричневом пальто – уселся прямо напротив. Дверь закрылась, и кабинка, слегка покачиваясь, поползла вверх. Я мельком взглянула на незнакомца – и вдруг поняла, что это – Вы! Не знаю, какими словами можно выразить изумление, что я испытала в то мгновенье. Но Вы по-прежнему не замечали меня – сидели, уткнув подбородок в поднятый воротник пальто, и рассеянно разглядывали менявшийся пейзаж. Вы глядели в окно, а я жадно, не отрывая глаз, всматривалась в Ваше лицо. Я села в кабинку фуникулера, чтобы полюбоваться изумительной красотой осенней листвы, но даже и не взглянула на деревья за окном. Я не могла оторвать глаз от сидевшего напротив меня мужчины. За эти несколько мгновений я не раз усомнилась в том, действительно ли это Вы, мой бывший супруг Ясуаки Арима. Если это и впрямь Ясуаки Арима, то каким образом он очутился здесь, спрашивала я себя. Сомнения терзали меня не только от неожиданности встречи, но и еще из-за поразительных перемен, что произошли в Вас за десять лет разлуки… Вы запомнились мне совершенно иным человеком.

Десять лет… Тогда мне было двадцать пять, а теперь уже тридцать пять. Вам же исполнилось тридцать семь. Словом, мы вошли в такой возраст, когда перемены в облике человека начинают становиться все заметнее и заметнее. Однако то, что случилось с Вами, не было просто патиной времени. Я буквально кожей почувствовала, что жизнь изрядно поломала Вас, и Ваше существование отнюдь нельзя назвать безмятежным. Прошу, пожалуйста, не сердитесь. Я и сама не могу понять, зачем пишу это письмо. Возможно, мне просто захотелось выплеснуть чувства, что владеют мною сейчас. И, верно, другого письма не будет, все ограничится этим «односторонним» посланием Вам. К тому же я пишу сейчас и не знаю, хватит ли у меня духу опустить письмо в почтовый ящик…

Наконец вы бездумно скользнули по мне глазами и снова уставились в окно. Однако Ваш взгляд тут же вернулся ко мне, и Вы всмотрелись в меня широко раскрытыми от изумления глазами. Так мы сидели довольно долго. Я понимала, что нужно что-то сказать, но не могла найти подходящих случаю слов. Наконец я с трудом прошептала: «Как давно мы не виделись!» «В самом деле, очень давно», – ответили Вы. Затем, как-то рассеянно взглянув на моего Киётаку, спросили: «Ваш ребенок?» У меня перехватило горло, и я смогла вымолвить только краткое «Да». В моих пустых глазах вспыхивали проплывавшие за стеклами кабины ярко-алые купы деревьев. Господи, сколько же раз мне уже задавали этот вопрос: «Ваш ребенок?»! Когда Киётака был поменьше, его физическая увечность и умственная неполноценность еще сильнее бросались в глаза, поэтому многие даже не скрывали сожаления, другие же, напротив, напускали на себя деланно равнодушный вид. В подобных случаях я собирала в кулак всю свою волю и, глядя прямо в глаза собеседнику, отвечала с вызывающей твердостью: «Да! Это мой сын!» Но теперь, когда об этом спросили Вы, меня охватило не ведомое дотоле жгучее чувство стыда, и я смогла едва слышно промолвить: «Да…»

Кабина фуникулера медленно поднималась к станции Докконума. Вдалеке показалась горная цепь Асахи, а внизу, у подножья, поблескивали далекие точки крыш городка на горячих источниках. В просветах между деревьями мелькнула красная кровля гостиницы, выстроенной на склоне соседней горы. До сих пор отчетливо помню, что в какое-то мгновение это напомнило мне адское пламя, изображенное на какой-то картине эпохи Камакура