Узник «Черной Луны» - [51]

– Послушайте, – вскипел я. – Хоменко и его подручные самолично сдали Скокова опоновцам. Потом они так же сдали и меня! А вы делаете вид, что ни черта не происходит.

– Молодой человек…

– Я такой же молодой, как и ты!

– Я попрошу вас! Немедленно покиньте прокуратуру, а не то я вынужден буду дать санкцию на ваш арест!

– Напугал! – захохотал я. – Да вы тут ни черта не можете. Импотенты!

– Успокойтесь, – помощник снял очки, подслеповато глянул на меня и улыбнулся.

Его улыбка меня обезоружила. Чего я развоевался? Перед кем?

– Честное слово, вы похожи на сумасшедшего, – миролюбиво заметил он. – За один свой приход вы вывалили на меня сразу два непростых дела, связанных с непростыми людьми, влиятельными, в руках которых сила и связи. А сила в военное время – это основа. Вы думаете, мы тут ничего вокруг не видим? Видим и знаем. Но руки коротковаты. Это между нами. У нас штат, знаете, какой? Но не думайте, что мы тут… Президент поддерживает нас. Сигналы мы ваши рассмотрим, примем соответствующие меры. И протокол тот я постараюсь найти. А про то, как вас сдали, – тоже, пожалуйста, напишите.

– Спасибо, в другой раз.

– Как хотите. – Он протянул мне руку. Я вяло пожал ее и, кивая на синий монолитный ряд, заметил: – Кстати, товарищ Ленин однажды очень точно сказал: «Не надо обольщать себя неправдой. Это вредно».

По-моему, он уверился в том, что я сумасшедший, – одна рожа моя синюшная чего стоила!

Ванюша пошутил:

– А мы думали, что вас снова посадили!

– Пошел к черту!

– Теперь к маме? – умоляющим голосом произнесла Леночка.

– К маме! – скомандовал я. – Рассказывай, как ехать.

Леночка жила с мамой в уютном одноэтажном домике на окраине города. За забором – крохотный палисадничек, тропинка, выложенная кирпичом.

– Сейчас начнется, – сказала Лена. – Давайте войдем вместе. У меня очень строгая мама. Господи, что сейчас будет…

Мы подобрались, расправили плечи, дабы произвести самое благоприятное впечатление. Я пожевал губами и подвигал уголками рта, чтобы размять соответствующие мышцы и улыбку изобразить естественной и непринужденной.

– Автомат брать? – спросил Корытов.

– Брать! – распорядился я.

Лена постучала, дверь тут же открылась. Вышла довольно стройная женщина в очках, которую не портил домашний халат.

– Наконец-то! – выдохнула она, покачала укоризненно головой и только потом уже заключила дочь в объятия. – Где же вас, дорогая моя, черти носили?

– Мама! – пролепетала Лена. – Меня украли. А эти ребята меня спасли!

– Какая мелодрама… – Мама снова покачала головой. – Проходите.

Мы стали снимать обувь, Леночка тут же сказал «ах, не надо», но мама имела свое мнение:

– Пусть снимают. Я помыла полы. И я так понимаю, ты же не на десять минут приглашаешь своих спасителей?

– Мы ненадолго! – поспешил уточнить я.

– Ах, бросьте, молодой человек! А вы поставьте свой автомат в угол. Никто его не возьмет.

– С мамой лучше не спорить, – прошептала Лена.

– Совершенно верно, Елена. – Мама обладала хорошим слухом.

Мы прошли в комнаты, здесь их было не менее трех. Выскобленные дощатые полы, занавески с разноцветными финтифлюшками, бабушкин комод, телевизор, посуда за стеклом шкафа, диваны, кресла, столы и столики… Все это когда-то имелось и у меня; вещи домашнего обихода, излучающие тепло, ауру уюта, навевающие сонливую умиротворенность, ленивую безмятежность, родная крыша, берлога, основополагающие стены. Квинтэссенция благополучия. Мне захотелось прямо в грязных и рваных носках улечься на диван. На правах воина-освободителя. Кстати, я совершенно не стеснялся грязных пальцев, торчащих из огромных дыр. Война-с… Как давно я, черт возьми, не был в обычной человеческой квартире! Каждое жилье имеет свой специфический запах. За время скитаний мой нюх обострился и стал, без преувеличения, звериным. И вот он мне точно сказал, что в этих стенах живут только две женщины. Мужчинами и не пахло. Ощущался тонкий запах молоденькой девочки – конечно, Леночки. Я его даже в тюряге вспоминал. И еще, разумеется, чувствовался, так сказать, более «толстый» запах уже зрелой женщины. Она была хороша, но портила ее излишняя чопорность. Так я определил…

Значит, мы вошли, хозяйка бесцеремонно осмотрела нас и спросила Лену:

– Я так понимаю, Елена, что по крайней мере один из этих молодых людей имеет шанс стать кандидатом в ваши женихи?

– Мама, ну нельзя же так сразу, – Лена пожала плечами.

– Я просто хотела обратить внимание, что мужчину с такой комплекцией будет трудно прокормить.

– Двоих сразу – конечно, – согласилась Лена.

– И даже одного. Нынче все мужчины поголовно воюют, получая от этого идиотское удовольствие, а женщинам приходится думать, как их прокормить. Вы ведь боевики? – обратилась она к нам. – Ну конечно, самые настоящие боевики, что я, не вижу! Одни лица чего стоят!

– Мама, но ведь ты сама всегда говорила, что Приднестровье должно быть независимым от Кишинева!

– Я никогда не отказываюсь от того, что говорила, – строго заметила женщина. – Кстати, ты мне так и не представила своих освободителей!

Лена назвала нас, а хозяйка сообщила, что она – Алевтина Николаевна. Всем сразу стало приятно. Потом мама с дочкой ушли на кухню, а мы с Корытовым переглянулись: кажется, нас собирались покормить. С кухни доносился приглушенный разговор: грудной голос Алевтины Николаевны и звонкий Леночки; позвякивала посуда, и уже тянулся волнующий мясной аромат, вызывавший мучительные спазмы желудка… Настенные ходики ритмично меняли остановившееся время; меня неудержимо потянуло в сон – слишком мягким был диван. Впорхнула Лена, ловким броском расстелила скатерть, стала расставлять тарелки, столовые приборы. Эти приготовления сами по себе уже приносили удовольствие.