Узник «Черной Луны» - [38]

– Гляди-ка, уже светает, – нарушил молчание Валера. – Садись-ка поближе, я тебе хочу кое-что сказать. Если ты отсюда выберешься…

– Мы будем уходить вдвоем.

– Не перебивай. Если сбежишь и доберешься до наших, обещай мне убрать Хоменко. Если не в тюрьму или лучше – на тот свет, то хотя бы с батальона… Оружие его люди везут из Горбовца, это в Румынии, там капитальная база. Переходят границу, она чисто условная. Потом его переправляют азермянам и армеджанцам, тем и другим. У меня спрятана уникальная кассета, я сам ухитрился заснять Хоменко с закупщиком оружия той и другой сторон. Одного кличка Кассир, второго – Двуногий. Рядом – несколько автоматов и «дипломат». Все улыбались, жали руки. Пленка не проявлена – не успел. Спрятал ее в отделе контрразведки, но не в своем сейфе, а в старом шкафу на третьей полке, там сто лет какие-то бумаги валяются ненужные… Запомнил? Дальше. В Одессе живет человек по имени Женя Яковлев. Хоменко подключал его к переправке оружия из Румынии, пока Женя не разобрался, куда оно потом идет. Высказал шефу претензии, потом уже понял, что надо уносить ноги. Он многое может рассказать. Спросить его можно в ресторане «Море» – там скажут, где его найти… И последнее. Как только я перешел в контрразведку, вместе с помощником прокурора устроил внезапную проверку в батальоне – обнаружили десять неучтенных стволов румынского производства. Все новенькие, в смазке. Сокирчук, этот, с желтыми усами, ляпнул: мол, в бою отбили. А из них ни разу не стреляли. Потом Хоменко приехал, с ходу другую легенду: склад нашли. Короче, протокол должен быть у прокурора или помощника, а копия, со всеми подписями, у моей знакомой. Знаешь, где музей Котовского?

– Знаю. И девушку звать Лена? – мрачно спросил я, хотя нет ничего смешнее делить далекую женщину, находясь в камере смертников.

– Почему Лена?.. Ольга. Недалеко от музея – коньячный завод «Квинт». Спросишь на проходной Нестерову.

– Я вижу, ты тоже время зря не терял.

– В общем, это все. Уцелеешь, постарайся это использовать. В одиночку не действуй, свяжись с прокуратурой, с командующим гвардией, с военной контрразведкой. И смотри: второй раз Хоменко живым тебя не выпустит.

– Ладно, будем живы – не умрем.

– Ты уж пойми меня правильно, Володя. Я пока здесь сидел, с самого 6 февраля между прочим, о многом передумал. Времени хватило… Жаль только, что сам не смогу рассчитаться.

Он опустил ноги на пол, сел.

– Лежи, – сказал я.

Но ему надо было облегчиться, и я помог пройти к ведру. Потом я снова укрыл его одеялом. Света в окошке добавилось. Валера не спал, глаза его блестели, как обычно блестят, когда из человека истекает последняя энергия, а вся воля и сила остаются лишь в горящих зрачках. Я попытался развлечь товарища по судьбине свеженькими анекдотами, но Валера сказал:

– Давай помолчим.

– Давай, – невесело согласился я.

Вдруг приспичило: курить захотелось. Содержимое моих карманов вместе с сигаретами вычистили бравые полицейские. Я постучал в дверь, появился заспанный старшина. Попросил у него сигарету. Дед достал, прикурил, сунул в окошко, покосился на лежащего, молча ушел.

– Курить будешь? – спросил я у Скокова.

Он кивнул, я сунул ему в рот сигарету. Валера затянулся пару раз, вернул обратно. Я мусолил ее дальше, выплевывая крошки табака, докурил до крошечного состояния, затушил и миллиметровый остаток спрятал под нары.

– Может, у него еще ключи от дверей попросить? – предложил я.

– Тебя сейчас переведут в другую камеру. Будешь прорываться – не забудь про меня, – вдруг заявил Валера. – Тебя увидел – сил прибавилось. А если не выдержу, бросишь меня по дороге, в тягость не буду.

– Не брошу, – сказал я. Но уверенности моей поубавилось.

Через некоторое время дверь камеры распахнулась: на пороге стоял долговязый полицейский. Старик, видно, сменился с дежурства. Я на прощание кивнул Валере, он сделал слабый знак рукой – и нас разгородила железная дверь.

– Руки – за спину!

Два сумрачных непроспавшихся типа повели меня по лестнице на второй этаж. Возле двери с табличкой «Петреску Ф. П.» остановились. Один из конвоиров сказал:

– Сейчас войдем – и ты доложишь: «Бывший тираспольский гвардеец, заключенный…» Как тебя?.. Все ясно?

Меня подтолкнули вперед. Кабинет был вполне приятным. Розовые занавесочки создавали ощущение уюта. Портрет Мирчи Снегура, аккуратно наклеенный на картонку, телевизор, холодильник, в стеклянном шкафу – темно-синий, монолитный ряд Полного собрания сочинений В. И. Ленина. Над диваном висела репродукция «Ливанского кедра» экспрессиониста Кости Чонтвари.

– Хорошо, – похвалил я. – Чувствуется вкус.

Хозяин, в очках, ослепительный пробор в смоляных волосах, с прищуром наблюдал за мной, сидя на диване. Он был в гражданском – в безупречном синем костюме. «Под цвет томов Ленина», – подумал я.

– Вежливые люди, входя в чужой кабинет, здороваются и называют себя, – мягко заметил Петреску.

«Каков нахал!» – подумал я, а вслух сказал:

– О, да-да, разумеется! Мой визит к вам был полной неожиданностью для меня. Владимир Раевский, потомственный дворянин. К вашим услугам.

– Весьма польщен. Федул Петреску. – Он чуть ли не встал, чтобы броситься жать мне руку – так мне показалось. – Волею судьбы вынужден обитать в этих стенах. Вы похвалили мой кабинет – это приятно.