Узник «Черной Луны» - [33]

Комендант совсем обалдел: что мелешь там! Тут уж и я понял, что говорю совсем не то. «По крыше гулял бык, понимаете, – и провалился, крыша не выдержала! Конструкция была не предусмотрена на вес быка». Тут он страшно заорал, что мы там все перепились, – и я бросил трубку. Через два часа приезжает. Продрог как собака: попробуй доберись к нам через сугробы. Приехал, посмотрел и немного успокоился. Снега намело на уровень крыши сарая. Вот животное и прогулялось на свою голову.

Полюбовался он на переломанного быка – и приказал его забить. А потом, чтобы как-то отыграться за дурацкую свою поездку, стал меня щучить за усы: «Все, что растет ниже уголков рта, – это борода! А бороду носить запрещено». Выслушал я его глубокомысленное замечание и тоже так глубокомысленно говорю, что, мол, я украинец, хотя, конечно, никакой не украинец, только фамилия такая, и усы подобной конфигурации есть предмет национальной гордости. Но он и слушать не захотел, отправил меня сбривать излишки. Я пошел, взял кусочек мыла, подмазал и завернул усы вверх, как у Чапаева. «Вот, – говорю, – выше уголков рта». Рассерчал мой начальник и наказал: объявил выговор «за слабую крышу». Так и записал. А меня потом звали: лейтенант со слабой крышей. Ладно, наказал, так еще целую ногу увез от быка.

Водитель попался смешливый и все хохотал от моих чепуховых рассказиков. Уже хорошо стемнело, и он, икая, слегка налетел на бетонный блок, которым загородили дорогу. Теперь смеялись мы. Заграждения тут через каждые пять-десять километров, стоят посты, если не остановишься, сразу начнут шмалять вдогонку. Мы, конечно, тормозили, останавливались, показывали свои пропуска. Раза три мы обгоняли грузовики, но «своего» не видели.

Однако приближались к цели. Второй «жигуль» следовал за нами. Я вытащил из потайного кармана пистолет – мне удалось раздобыть отличную пушку, без сомнения, лучшее, что у нас есть отечественного, – «стечкина»: хороший бой, отличная кучность, двадцать патронов в магазине, лупит очередями. Для мероприятия с пальбой лучшего не придумаешь.

Остановились перед мостом, я взял автомат, переговорил со старшим. «Раз надо – останавливайте!» – сказал он. Ребята остались, а мы с Ванюшей потопали на ту сторону. Я так прикидывал, если в машине будет трое, четверо или даже пятеро, мы с Корытовым вполне справимся вдвоем.

Мы тихо перебрались на ту сторону моста. Под нами шумел Днестр. Мне захотелось закурить, но я сдержался. Я всегда сдерживаю себя, когда хочется курить ночью в незнакомой среде, потому что с Афганистана сам люблю стрелять на огонек сигареты. Интересно наблюдать, с каким шумом она падает.

Нас предупредили, что эта сторона уже практически не охраняется. Поэтому я сказал Корытову:

– Я пройду вперед, а ты аккуратно иди следом.

По обеим сторонам дороги росли кусты и деревья. «Отлично, – подумал я, спускаясь в овраг, – здесь можно спрятаться, а когда пойдет машина, выйти, остановить ее якобы для проверки документов, а там – дело техники…»

Почувствовал я одно – на меня навалились, хорошо, злобно, в раскрытое мое горло – зловоние, задавленный кадык, только хрипнуть успел: «Ванюша!» И уже подломили ноги, и хрустела моя плоть, топтали тяжелые ботинки, и все по голове, по голове… Очнулся в полутемном фургоне, швыряло и бросало, надрывался мотор, вокруг тусклые лица, насмешливое любопытство: ожил. Радуйтесь, сволочи! Продали, продали меня! Попался – не попался: не было ничего, не было… Штопано гнилой ниткой – не взяли бы, отмахался, отбился, открестился бы, уполз. Накрыли… не щенок же, сволочи. Кто-то порадуется! Хоменко – мразь, мерзость… Где же Ваня – здесь только «барсучье», гадость, ублюдки…

– Сам ублюдок, молчи и не пукай!

Меня ткнули автоматом в бок – моим автоматом. «Акаэс», мой «акаэс», предатель, так легко изменил мне. Попал в чужие руки – и предал. «Как женщина, – подумал я непутево. – И Ленка тоже предала. Все предали. И Ваня сбежал, не выручил…»

– Ну и куда едем? – спросил я.

Все рассмеялись – мужики в камуфляже примерно моего возраста. Один ответил:

– К девочкам. Как раз одного не хватало.

Компания одобрительно закивала: да-да, именно такая ситуация.

Ладно, что тут поделаешь. Все равно по мордам видно, что вахлаки и дилетанты. Ночью из кустов набросились скопом… Ничего, сейчас будет вам ликбез. Я пошевелил наручниками, осмотрелся. Компания притихла, видно, устали, перенервничали: суперзадание, теперь каждому по ордену Благословенной Румынизации. Но пока еще не произошло Священное Присобачивание к западному соседу, я посчитал своим непременным долгом продемонстрировать высший класс, даже в таком моем никчемном состоянии. Кто потом им, олухам, покажет, что такое профессионализм? Для начала я аккуратно вытащил из самого узенького, который только можно придумать, кармана на штанине тонкую стальную проволочку, да непростую, а фигурную, потом крючок с колечком для среднего пальца… Об остальном умолчу. Научил меня пользоваться этими инструментами мой солдат на погранзаставе, сидел на «зоне», тонким «спецом» был. Не поверили? Правильно – зэков в погранцы не берут. Ладно, скажу, как было. Сидел я, аккурат после школы, после выпускного вечера, в сизо. Три месяца. Сами понимаете, прощальная школьная драка. Многих тогда хорошистов и отличников замели, не говоря уже про хроников-двоечников. В общем, отпустили меня за «отсутствием состава». А пока сидел, вот и поднабрался. Мудрый был зэк, поучал: от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Понравился я ему чем-то, может, горячностью юношеской да жаждой всемирной справедливости. И вот вместо того, чтобы опетушить, скажем, стал он обучать меня своим зэковским премудростям. А мне, хорошисту, еще в школе втемяшили: ученье – свет, учат тебя – вникай, благодарен будь. В общем, за три месяца много я всяких штуковин занятных познал: как автоматическую камеру хранения открыть – семь способов, как малявы отписывать, то бишь письма, как с помощью носка «решку» перепилить, что такое в «падлу уходить», «фуфло двигать» и как с «баландером» общаться. В общем, если б вовремя не выпустили, то наш смотровой, учитель мой, сделал бы из меня вполне образованную по тюремным понятиям личность. Жаль – отпустили. Хотя – один черт, все равно в наручниках и уж точно сейчас от вышки не отвертишься. «Козел», – подумал я про Хоменко, аккуратно снимая наручники и протягивая их ближайшему из вахлаков. Он заторможенно принял, не зная, что с ними делать. Все очень удивились, как будто в машине внезапно очутился фокусник товарищ Кио, который специально прибыл, чтобы повеселить их души.