Узлы на простыне - [14]

Сколько можно будет получить за этот участок? Не важно, лучше живые деньги, чем счета из правления и угрозы отключить электричество. Он щелкнул выключателем. Вот хрень. Отключили-таки.

Мутное окно не пропускало уже серого цвета осени. Часть стекла была выбита. Труба от буржуйки выходила прямо в окно, теряясь обломившимся концом в парах дождя.

— Не печку же ей привезти. Что вообще она хочет? Тут нет ничего, чтобы стоило взять, или даже потрогать.

Александр сплюнул на ржавую буржуйку. Вышел снова на террасу. Открыл ящики комода. Груды мышиного помета дрогнули во внутренностях емкости, черной насыпью покрывая ее содержимое.

— Обжились. Мышиного дерьма что ль ей на память о детстве взять? Здесь даже игрушек наших не осталось.

Он нагнулся и надавил на ножку стула. Она треснула, и в его руках оказалась обшарпанная, чуть изогнутая, палка. Запустив эту палку в недра ящика, он помешал там мышиные смеси. Кусочки старых газет, бумажки, вата, куски тряпок были измельчены и создавали непередаваемый запах, который вряд ли подлежал выветриванию, проветриванию, или какому-то другому уничтожению. Этот запах, подумал Александр, исчезнет только вместе с этим местом, не иначе.

На дне ящика показалась посуда. Не посуда, вернее, а ложки — вилки, несколько ножиков и открывашек. Погнутые ручки их прилипали к пальцам. Ну и гадость. Так, все это не жалко продавать вместе с этим полусгнившем сараюшкой и участком земли. На самом дне ящика лежала полустертая ложка. Ее вес заметно отличался от алюминиевой посуды. Она была тяжелой. Это явно было серебро. Обсосанное со всех сторон. Это сколько же надо лопатить серебром, чтобы от ложки осталась половина. Виктор положил ее в карман крутки.

Он вышел, наконец, из дома. Накрапывал дождик. Двухэтажный дом новых соседей не вызывал у него положительных эмоций. Мягонько живут, подумал он про себя. Почему у меня ничего нет, а они уже второй дом построили? Он быстрыми шагами пересек свой участок, продираясь сквозь высокую траву, которая уже не считалась с отведенными ей местами обитания, а росла, и теперь уже отмирала осенним сушняком повсюду, без культурных конкурентов и воюющих на стороне счастливчиков тяпок, лопат, граблей и газонокосилок.

В глубине сада стоял крохотный сарай. Часть его уже упала, оставив оконную раму висеть на единственной опоре и сделав из нее декорацию к необыкновенной пьесе, разыгрывающейся прямо тут, среди дождей и зарослей. Крыша нелепыми остатками прогнившего рубероида прикрыла все, что было и рухнуло справа от все еще стоявшей части. Виктор направился туда. Дверь уже не держалась на петлях. Она тоже повисла на одном гвозде, который заменял ей крепежные конструкции. В кривую щель хлестал дождь.

Он рывком оторвал дверь. Хранить тут уже было нечего. Раз решено расстаться с землей, то что могло быть в этом сарае ценного? Он заглянул внутрь. Все пространство было забито старым хламом. Железная кровать стояла у противоположной стены. Металл блеснул некрашеной поверхностью и поманил эксклюзивностью. Нет, на фига нам металлическая кровать. Ни мне, ни Насте она не нужна. Ржавая сетка от нее стояла отдельно и расставляла своим видом все точки над «и». Громоздкий шкаф, облупившийся, с покосившимися дверями и треснувшим лаком стоял прямо тут, у дверного отверстия, мешая пенетрации в эту нору. С крыши текло. Весь угол был завален чем-то мокрым, расплывшимся и не поддающимся определению его прежнего вида и назначения.

Справа, сквозь мутную пелену на него глянуло его лицо. На разъехавшихся ножках, в коричневой раме резного дерева светлело зеркало. Черные трещины пронизали паутиной его отражающее покрытие. Выглядело оно мутновато, и, при всем желании, в нем практически невозможно было разглядеть свое лицо в деталях. Так, общий образ. Но рама и тумба под ним выглядели роскошно.

— Как раритетно, — вслух проговорил великан. — Со скидкой на тот образ жизни, какой вел этот антиквариат последнее время. Но вид вполне подходящий.

Резная тумба-комод, ящички с красивыми ручками, резные бока и ножки, резные блямбочки и трюмбочки по бокам, — возможно, все это требовало нового покрытия лаком.

— Отличная штука, — сказал Виктор. — Нужно взять. Если Настька не возьмет, я себе оставлю.

Он аккуратно взялся за бока комода и попытался достать его из сарая. Развернувшись, он немного нагнулся, чтобы видеть, куда наступить. Проем двери не предполагал сохранности ступенек и крыльца. Тут же, под ногами, валялись кирпичи, которые когда-то были столбиками, удерживающими всю конструкцию над землей. Едва перешагнув через россыпь кирпичей, он потерял ношу. Столик рассыпался в его руках, как неумело связанные дрова.

— Вот черт, — Виктор добавил словцо покрепче. — Ничего тут не уцелело. Сплошное гнилье.

Он пнул ногой столешницу. Она перевернулась и, отделившись от ножек, показала нелакированную поверхность изнанки.

— Ладно. Зеркало хоть возьму.

Четыре резных ножки трогательно лежали на жухлой траве, превратившись в обычные дрова.

— Нет, так нельзя. Ну может, отреставрировать, склеить. Я не знаю.

Александр нагнулся и собрал ножки в кучку, потом подобрал столешницу и осторожно приподнял ее. Верх оторвался и занял прежнее положение в траве. В руках у него остались лишь дно и ящики комода.