Узлы - [19]
Впрочем, не стоит более об этом… В каком-то из своих старых дневников я довольно подробно останавливался на всех этих семейных обстоятельствах… Это было в тот период, когда… Хотя неважно… с тех пор минуло много лет… многое мною переосмыслилось, но ни любви, ни уважения к родителям во мне так и не проснулось. Да и любить-то мне, собственно, уже некого. Мать умерла, отец впрессовался в новые семейные отношения, они, как водится, раздавили его, сплющили, деформировали… Жизненный цикл спаялся. И я рад, что мой отец рано или поздно кончится в своём скукоженном, душном, неказистом мирке!
1 февраля: Варвара отказалась от встречи.
3 февраля: Вчера купил Варваре удивительное васильковое платье. Под цвет её глаз. Надеюсь, я не ошибся с размером… Я же ничего в этом не понимаю…
5 февраля: Варвара не пришла ко мне. Я не смог подарить ей васильковое платье.
8 февраля: Мне кажется, Варвара избегает меня.
10 февраля: У Варвары какие-то дела.
11 февраля (вечер): Написал Варваре посвящение.
***
Ты есть, но тебя нет. Не обнаружить поворот плеча.
Пустая комната, о чём-то глухо бормоча,
Тебя впитала в стены, в занавески и в комод.
Ты говоришь, но ты молчишь. В костёле забасил орган.
На васильковом небе начертился дельтаплан.
Скупая отвлечённость дня застыла к ночи.
И где-то по соседству длинно и лениво стенает альт.
В распахнутые окна струйками ползёт нечёткость – плавится асфальт.
А бледное стекло влечёт неумолимо отразиться.
Ответный рык, свирепый взор и слякоть мутного зрачка.
Крещендо вдруг оборвалось… Так резкое смещение смычка
Признало поражение своё пред зверем и органным гулом.
В окне напротив страстный перепляс. Охряное пятно ползёт к закату.
Мужчина входит в женщину под фугу и выходит под токкату.
Пустая комната через мгновенье захлебнётся тьмой…
11 февраля (ночь): Я вот только никак не возьму в толк, как лучше закончить… Порой мне кажется, что вернее всего – «захлебнётся мраком», а порой – «захлебнётся тьмой»…
13 февраля: Она забыла меня.
19 февраля: Варвара вновь впустила меня в свою квартиру, впустила в себя. Я лежал подле неё, опустошённый, часто дышал и безумно улыбался. Спал в её кровати. Укрывался её одеялом. Целовал её равнодушные руки, обнимал отрешённые плечи, всматривался в безучастные глаза.
25 февраля: Я умею дышать!..
28 февраля: Варвара навестила меня. Была холодна. Не обняла и не позволила поцеловать. Сказала, что снова сблизилась с мужем. А я и не знал, что у неё есть муж. Она долго говорила о свободной любви и независимости. Хвалила работы своего мужа. Он, оказывается, художник. Я слышал всё, что она говорила, но не понимал ничего. Лишь скатывал информацию в рулоны и прятал в чуланы своей головы. Когда она собралась уходить, я повалился на пол и забился в истерике. Она перешагнула через меня и вышла из квартиры.
21 марта: Мне безостановочно хотелось повторять прежние свидания с Варварой, но я скатывался в смерть, как создание в мягкой скорлупе, валялся в желатиновом безмолвии, вырывался из него, чтобы дойти до кухни и глотнуть воды. Шипучие таблетки и чаи из трав, оставив тошнотворное послевкусие во рту, комкались в тревожные плевки трансцендентной энергии, порождали имманентную изжогу. На третий день я вызвал сам себе скорую. Я умолял вялый голос на другом конце провода приехать и поставить мне капельницу. И этот голос внял моим мольбам. Скорая приехала и привезла прекрасную волшебницу в белых одеждах. Я не помню, как я впустил её, быть может, она прошла сквозь дверь? Волшебница что-то впрыснула в мою слабеющую плоть и забрала меня с собой. Потом меня поместили в прямоугольную сумрачную полость, что-то извне заурчало и зашуршало, а полость начало покачивать и трясти. Через несколько дней я выздоровел. Я нашёл себя в больничной палате. Предельно чистой и даже уютной. Мне было хорошо, ибо я был здоров и полон чего-то… Может быть, сил? Хотя, скорее, я был полон семени. Мне захотелось домой. Дома было привычнее, хотя совсем неуютно и нечисто. Я покончил с напряжением. Семя, исторгнувшись, зашипело. Хотя это мне только так, наверное, показалось. После я зачем-то позвонил Варваре. Она была холодна, как моя рука, вытирающая салфеткой капельки семени с паркета…
22 марта: Ходил в районную поликлинику. Заполнял какие-то бумаги. По предписаниям врачей, я должен покамест какое-то время побыть дома. Я ещё слишком слаб и легко возбудим, констатировали они. Мне не нравятся поликлиники. Но мне придётся вернуться сюда, чтобы получить больничный лист, который у меня непременно истребуют на работе.
25 марта: Я понял, что в этом мире есть только я и я. И больше никого. Все остальные – массовка, которая никогда не играла и не будет играть существенной роли в моей жизни, но которая необходима, чтобы декорации моего мира не были так откровенно безлюдны.
29 марта: Вынужденный отпуск. Провожу его в удивительном месте на планете – у себя на балконе. Лыжи из прошлого века, прочно привязанные к потолку, превосходно скользят по осклизлому кишечнику действительности, пустые глиняные горшки – бабушкины артефакты, безропотно вмещают в свои запылённые сути окурки, множимые мною, дедовы журнальные подборки, любовно сложенные в углу, рушат свои небоскрёбные конструкции под напором моих пальцев, пытающихся вытащить наугад из середины то февральский номер 77-го года, то мартовский 59-го.
Главный герой — начинающий писатель, угодив в аспирантуру, окунается в сатирически-абсурдную атмосферу современной университетской лаборатории. Роман поднимает актуальную тему имитации науки, обнажает неприглядную правду о жизни молодых ученых и крушении их высоких стремлений. Они вынуждены либо приспосабливаться, либо бороться с тоталитарной системой, меняющей на ходу правила игры. Их мятеж заведомо обречен. Однако эта битва — лишь тень вечного Армагеддона, в котором добро не может не победить.
Своими предшественниками Евгений Никитин считает Довлатова, Чапека, Аверченко. По его словам, он не претендует на великую прозу, а хочет радовать людей. «Русский Гулливер» обозначил его текст как «антироман», поскольку, на наш взгляд, общность интонации, героев, последовательная смена экспозиций, ироничских и трагических сцен, превращает книгу из сборника рассказов в нечто большее. Книга читается легко, но заставляет читателя улыбнуться и задуматься, что по нынешним временам уже немало. Книга оформлена рисунками московского поэта и художника Александра Рытова. В книге присутствует нецензурная брань!
Знаете ли вы, как звучат мелодии бакинского двора? А где находится край света? Верите ли в Деда Мороза? Не пытались ли войти дважды в одну реку? Ну, признайтесь же: писали письма кумирам? Если это и многое другое вам интересно, книга современной писательницы Ольги Меклер не оставит вас равнодушными. Автор более двадцати лет живет в Израиле, но попрежнему считает, что выразительнее, чем русский язык, человечество ничего так и не создало, поэтому пишет исключительно на нем. Галерея образов и ситуаций, с которыми читателю предстоит познакомиться, создана на основе реальных жизненных историй, поэтому вы будете искренне смеяться и грустить вместе с героями, наверняка узнаете в ком-то из них своих знакомых, а отложив книгу, задумаетесь о жизненных ценностях, душевных качествах, об ответственности за свои поступки.
Александр Телищев-Ферье – молодой французский археолог – посвящает свою жизнь поиску древнего шумерского города Меде, разрушенного наводнением примерно в IV тысячелетии до н. э. Одновременно с раскопками герой пишет книгу по мотивам расшифрованной им рукописи. Два действия разворачиваются параллельно: в Багдаде 2002–2003 гг., незадолго до вторжения войск НАТО, и во времена Шумерской цивилизации. Два мира существуют как будто в зеркальном отражении, в каждом – своя история, в которой переплетаются любовь, дружба, преданность и жажда наживы, ложь, отчаяние.
Книгу, которую вы держите в руках, вполне можно отнести ко многим жанрам. Это и мемуары, причем достаточно редкая их разновидность – с окраины советской страны 70-х годов XX столетия, из столицы Таджикской ССР. С другой стороны, это пронзительные и изящные рассказы о животных – обитателях душанбинского зоопарка, их нравах и судьбах. С третьей – раздумья русского интеллигента, полные трепетного отношения к окружающему нас миру. И наконец – это просто очень интересное и увлекательное чтение, от которого не смогут оторваться ни взрослые, ни дети.
Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.