Ужасы - [3]

Кругом по склонам холмов то здесь, то там мерцали отблески из землянок, в которых живут цыгане и иной народ. Мы обогнули глубокую долину Альгамбры, наполненную почти доверху зеленью высоких вязов. Миновали могучие башни Нассаридов, затем длинную аллею вековых кипарисов и поднялись к горе, с которой последний мавританский князь, «с волосами цвета соломы», Боабдил, посылал потерянной Гренаде свой последний вздох.

Я взглянул на моего необыкновенного спутника. Его взгляд, обращенный внутрь себя, казалось, не видел ничего из всего этого ночного великолепия. Лунный свет мерцал на его тонких бескровных губах, на ввалившихся щеках и глубоких впадинах висков — и мною вдруг овладело такое чувство, как будто я уже целую вечность знаю этого ужасного аскета. И в то же мгновение я нашел и разгадку этого ощущения: ведь это было то самое лицо, которое ужасный Цурбаран[5] придавал своим экзальтированным монахам.

Наш путь теперь пролегал между широколистными агавами, которые протягивают вверх, на высоту роста трех человек, свои жесткие, как древесина, цветочные стебли. Мы услышали шум Дарро, бегущего между горами и ниспадающего со скал.

Навстречу нам показались трое людей в коричневых разорванных плащах. Они еще издалека поклонились моему спутнику.

— Это сторожа, — сказал padro, — останьтесь здесь, я пойду поговорить с ними.

Он направился к сторожам, которые, казалось, ожидали его. Я не мог понять, что они говорили, но речь шла, очевидно, о моей персоне. Один из них оживленно жестикулировал, недоверчиво глядел на меня, взмахивал руками и вскрикивал: «Ojo, el caballero!»[6] Но padro успокоил его, и в конце концов тот сам кивнул мне:

— Sea usted bienvenido, caballero[7], — приветствовал он меня и снял шляпу. Двое из сторожей вернулись назад к своим сторожевым местам, а третий стал сопровождать нас.

— Это — организатор или, как они называют, Manager всей этой истории, — объяснил мне padro.

Пройдя еще несколько сот шагов, мы достигли одного из тех пещерных жилищ, которые сотнями покрывают горные склоны Гренады. Пред входным отверстием, по обыкновению, находилась утоптанная площадка, окруженная густой изгородью из кактусов. Там стояло человек двадцать парней. Ни одного цыгана между ними, однако, не было. В углу между двумя камнями горел небольшой огонь; над ним висел котелок.

Padro потянулся в карман, вытащил один дуро, потом другой и отдал нашему спутнику.

— Эти люди так недоверчивы, — промолвил он, — они принимают только серебро.

Андалузец присел на корточки к огню и исследовал каждую монету. Он бросил их на камни, затем попробовал зубом. И наконец сосчитал: сто песет!

— Я должен дать им еще денег? — спросил я.

— Нет, — ответил padro, — лучше вы побейтесь с ними об заклад. Это послужит к большей безопасности для вас.

Я не понял его.

— К большей безопасности? — повторил я. — Что это значит?

Padro рассмеялся:

— О, вы тогда будете более своим человеком для этих людей и… их должником…

— Скажите, пожалуйста, — промолвил я, — почему вы никогда не бьетесь об заклад?

Он спокойно встретил мой взгляд и ответил небрежным тоном:

— Я? Я не делаю этого потому, что пари помешало бы непосредственной радости созерцания.

Между тем появилось еще с полдюжины в высокой степени подозрительных физиономий. Все они кутались в неизбежные коричневые платки, которые употребляются андалузийцами как плащ.

— Чего мы еще ждем? — спросил я одного из людей.

— Мы ждем, когда уйдет луна, кабальеро, — ответил он, — она должна сначала спрятаться.

Он предложил мне большой стакан aguardiente[8]. Я отказался, но англичанин насильно всунул мне стакан в руку.

— Пейте, пейте! — настаивал он. — Для вас все это новость. Может быть, вы будете нуждаться в этом.

Другие тоже усердно попивали водку. Но никто не шумел, и только быстрый шепот и хриплое покашливание раздавались в ночной тишине. Луна скрылась на северо-западе, за Кортадурой. Из пещеры принесли длинные смоляные факелы и зажгли их. Затем отгородили камнями маленький круг посредине — это была арена. Кругом нее выкопали в земле ямки и воткнули в них факелы. И в их красном мерцании стали медленно раздеваться двое молодых людей. Они остались в одних кожаных штанах и в таком виде вошли в круг и уселись друг против друга, скрестив по-турецки ноги. Только теперь я заметил, что в землю были горизонтально вкопаны два толстых бревна с железными кольцами. Между этими-то кольцами и расположились оба парня. Кто-то из присутствовавших сбегал в пещеру и принес оттуда пару толстых веревок. Веревками обмотали туловище и ноги у каждого парня и крепко привязали каждого к его бревну. Они теперь были сжаты, как в тисках, и только верхняя часть туловища могла свободно двигаться.

Они сидели так, не произнося ни слова, затягивались сигаретками и опорожняли стаканы с водкой, которые затем снова наполнялись. Они были, без сомнения, уже сильно пьяны: их глаза тупо уставились в землю. А кругом, между чадившими факелами, расположились зрители.

Внезапно услышал я за собой отвратительное визжание и царапанье, которое раздирало уши. Я обернулся: некто тщательно точил на круглом точильном камне маленькую наваху