Ужас приходит в полнолуние - [2]

И точно так же был абсолютно чужд человеку Разум, заключенный как во всем Шаре, так и в каждом из составлявших его кристалликов. Это даже не был Разум в человеческом понимании слова. Это было нечто настолько непостижимое для человеческого сознания, что для его описания пришлось бы придумывать новые слова и изобретать новый язык.

С точки зрения человека, это не был живой Разум. Потому что он был искусственного происхождения. И в то же время Шар и все составляющие его кристаллы, несомненно, были разумны. И, как ни странно, являли собой жизнь.

Неорганическую, но жизнь.

Как бы то ни было, понятен он был человеку, или нет, но обитателям Земли Шар нес Зло. Его появление грозило гибелью не только человеческой, но и любой инопланетной разумной расе, которую Шар мог встретить на своем пути в межзвездных безднах. Потому что эволюционная программа, заложенная в Шар умершими много миллионов лет назад создателями, диктовала ему следующее.

Вступив в физический контакт с разумным существом, любой кристалл, составляющий коллективный разум Шара, неминуемо должен был внедриться в его сознание. И не просто внедриться, а вытеснить, полностью уничтожить «я», доселе обитавшее в теле индивидуума, подвергшегося атаке этого кристалла.

Каждый кристалл должен был наделить новое тело-носитель паранормальными способностями и свойствами. Внедрить в него чужой Разум. Затем изменить тело, придать ему тот облик, которым обладали существа, создавшие Шар.

Более того — в каждом из миллиардов кристаллов была заключена матрица разума и внешности одного-единственного представителя этой цивилизации. Поэтому Шар должен был полностью возродить исчезнувшую расу своих создателей. И, следовательно, как вид, полностью уничтожить ту расу, с которой кристаллы Шара вступили бы в контакт. В этом и заключалось предназначение Шара.

Так что всех разумных обитателей Земли ждала неминуемая смерть.

Глава 2. РОДИТЕЛИ

Конечно, в глубине души Алексей Лебедев всегда был романтиком. Хотя сам он таковым себя не считал. И, скорее всего, именно подспудный романтизм заставил его, с отличием закончившего филологический факультет МГУ, оставить родные московские переулки и распределиться куда-то к черту на кулички, почти на северо-восток солнечной Коми АССР. И это вместо аспирантуры, вместо прямой дороги в чистую науку, для которой, по мнению не только однокашников, но и большинства университетских преподавателей, он и был рожден.

Но Алексей уехал из Москвы, отмахнувшись от увещеваний профессоров, не обратив внимания на слезы матери. Отца у Алексея не было: он в одночасье скончался от обширного инфаркта, когда Алексей учился еще на первом курсе. Армия Алексею не грозила, он успел отслужить свое в погранвойсках еще до поступления в университет.

И вот, после самолетов, поездов и маленьких теплоходов, многочисленных пересадок, удалявших его все дальше и дальше от привычных примет цивилизации, Алексей Лебедев прибыл в конечный пункт своего путешествия: североуральское село Колобово, уютно разбросавшее свои дома по правому берегу красавицы Печоры, в ее предгорных верховьях. Колобово гордо именовалось райцентром и очагом культуры. Строго говоря, так оно и было. По площади Колобовский район лишь немного уступал Ярославской области, а жило в нем, по последней переписи населения, всего порядка двадцати тысяч человек. А из них чуть более семи тысяч человек обитало в самом Колобове. Здесь имелись в наличии: райком, маслозаводик, редакция и типография районной газеты «Путь к коммунизму», средняя школа, музыкальная школа и пристань, на которую и прибыл в середине августа, более походившего на московский сентябрь, новоиспеченный директор колобовской средней школы Алексей Кириллович Лебедев.

Постепенно Алексей Лебедев обустроился в большой трехкомнатной избе, которую ему немедленно выделил райотдел культуры, завел хозяйство и перезнакомился с соседями. Потом, несмотря на молодость, взял бразды правления школой в крепкие, пусть не всегда и не во всем еще умелые руки. И на удивление быстро прижился в Колобове. По прошествии года его уже перестали называть москвичом, считали своим, да и Алексей стал полноправным жителем таежного села.

А еще полгода спустя, как раз под православное Рождество, которое даже в те ущемленные времена в Колобове справляли вполне открыто, Алексей, совершенно неожиданно для всех, женился на недавней своей выпускнице, Катюше Мезенцевой, — сироте, которую из милости приютила после смерти Катюшиной матери тетка-пьяница. На той самой Катюше, которой он еще совсем недавно ставил «неуды» за неполно раскрытый образ дубины народной войны в неувядаемом романе бородатого классика. Катюша была красива той неяркой северной красотой, которая не бьет наповал, но уж если западет в душу, то навсегда. И выпускник московского университета без памяти влюбился в сироту.

Свадьбу сыграли по-северному, по-настоящему: со сватовством, с выкупом, с размахом; непрекращающаяся трехдневная гульба и пьянка всколыхнули размеренную жизнь села. И все потому, что Катюшу на селе любили, а Алексея, несмотря на его молодость, — уважали.