Ужас на кладбище - [6]

И тут из гостиной, где оставалась Софи с покойниками, раздался дикий вопль. От неожиданности люди застыли на месте и вновь испытали то же чувство, какое у всех возникло, когда Луэлла громко взвизгнула и упала в обморок. Стив Барбур и отец Ливитт двинулись к дому, но еще не успели войти, когда из двери вылетела Софи, истерически рыдая и выкрикивая сдавленным голосом: «Лицо в окне!.. Лицо в окне!..»

В следующий миг из-за угла дома выступил человек с безумными глазами, чье появление не оставило никаких сомнений в причине пронзительных воплей Софи. Это и был, ясное дело, обладатель упомянутого лица — бедный дурачок Джонни, который начал прыгать и орать дурным голосом, показывая пальцем на Софи: «Она знает! Она все знает! По ней было видно, когда она смотрела на них и разговаривала с ними! Она знает, но даст закопать их в землю, чтобы они бились и задыхались в гробу… Но они будут являться ей и говорить с ней… А однажды придут за ней и утащат с собой!»

Зинас Уэллс отволок визжащего полудурка в дровяной сарай за домом и накрепко запер там. Джонни продолжал истошно вопить и барабанить кулаками в дверь, но никто уже не обращал на него внимания. Похоронный караван построился — Софи сидела в первом по счету экипаже — и медленно тронулся к стилуотерскому кладбищу, расположенному неподалеку от деревни.

Когда гроб с телом Томаса Спрэга опустили в могилу, пресвитер Атвуд произнес подобающие случаю слова, а ко времени, когда он умолк, Эд и Итан закончили копать могилу для Торндайка на противоположном конце кладбища — туда и переместилась вся толпа. Затем процедуру опускания гроба повторили, и отец Ливитт выступил с витиеватой надгробной речью. Люди группами потянулись прочь, и к моменту, когда мужчины вновь взялись за лопаты, с дороги уже доносился грохот отъезжающих двуколок и экипажей. Едва лишь комья земли глухо застучали по крышке гроба (первым закапывали Торндайка), Стив Барбур заметил, как на лице Софи Спрэг принялись мелькать странные эмоции — не все они поддавались истолкованию, но за всеми ними, похоже, скрывалось своего рода мрачное, извращенное тайное торжество. Стив покачал головой.

Еще до возвращения Софи с похорон Зинас сбегал к дому Спрэгов и выпустил из сарая полоумного Джонни. Бедняга тотчас помчался сломя голову на кладбище, где все еще работали могильщики и оставалось довольно много любопытных из числа участников траурной церемонии. Дожившие до наших дней свидетели и поныне содрогаются при воспоминании о том, что кричал Джонни в полузарытую могилу Тома Спрэга и как он кидался на свеженасыпанный могильный холмик Торндайка на другом конце кладбища. Джотаму Блейку, местному констеблю, пришлось силком отвести полудурка в деревенскую кутузку, и душераздирающие вопли последнего еще долго разносились окрест жутковатым эхом.

Здесь Фред Пек обычно заканчивает свой рассказ. «Вот, собственно, и все, — говорит он. — То была ужасная трагедия, и стоит ли удивляться, что Софи малость повредилась умом после таких событий?» Если к тому времени Кальвин Уилер уже уковылял домой ввиду позднего часа, слушатель больше ничего не узнает, но если старик все еще находится рядом, он непременно продолжает повествование до жути многозначительным зловещим шепотом. Иные люди потом боятся ходить мимо кладбища и дома с закрытыми ставнями, особенно после наступления темноты.

— О-хо-хо… Фред ведь тогда еще совсем несмышленым мальцом был и ничего толком не помнит! Вы хотите знать, почему Софи держит ставни наглухо закрытыми и почему полоумный Джонни по сей день с покойниками разговаривает да орет у нее под окнами? Не знаю, сэр, досконально ли мне все известно, но что я самолично видел и слышал — про то расскажу. — Тут старик выплевывает жевательный табак, подается вперед и хватает слушателя за лацкан пиджака. — В общем, так: той же ночью — уже под утро, то бишь часов через восемь после похорон, — в доме Софи раздался дикий крик. Мы все тотчас проснулись — Стив с Эмили да мы с Матильдой — и мигом примчались туда, прям в исподнем. На полу в гостиной лежала без чувств Софи, полностью одетая. По счастью, дверь оказалась незапертой. Бедняжка дрожала как осиновый лист, когда оклемалась, и не отвечала ни на какие наши вопросы. Матильда и Эмили принялись наперебой ее успокаивать, но Стив промеж делом нашептал мне такого, отчего мне стало здорово не по себе. Где-то через час, когда мы уже засобирались домой, Софи вдруг наклонила эдак голову набок и вроде как начала прислушиваться. А потом, совершенно неожиданно, опять завопила дурным голосом и хлопнулась в обморок.

Я вам, сэр, рассказываю все как было — я не стану строить разные догадки, как сделал бы Стив Барбур, кабы у него хватило духа. Вот уж кто любил стращать всех туманными намеками да темными недомолвками… он десять лет как помер от воспаления легких.

А напугал Софи до обморока, разумеется, бедный дурачок Джонни. От дома до кладбища не больше мили, и малый, по всему, сбежал из кутузки через окно, хотя констебль Блейк и уверял, что он всю ночь просидел под замком. С той поры горемыка и шастает по кладбищу целыми днями, разговаривая с двумя мертвецами, — могилу Тома топчет ногами да осыпает бранью, а на могилу Генри возлагает цветы и разные прочие подношения. А все остальное время он болтается под наглухо закрытыми окнами Софи и орет, что, мол, скоро за ней кое-кто явится да утащит с собой.