Уж замуж невтерпеж - [123]

Вот уж не думала, что Сирин такая тяжелая. Надо будет как-нибудь намекнуть по поводу веса благородных дам. Но шанс быть услышанной невелик. Радует одно: глубокий обморок сменился столь же глубоким сном — тревожным, тяжелым, но сном. Пусть спит, нежели бегает по лесу с криками или с вопросами ко мне и остальным пристает.

Сирин-то я укутала, а самой совсем не жарко: плащ не спасает от страха, от холода в сердце, костер не разжигаем, вот и приходиться дрожать. А еще все время возвращается одна и та же мысль: на поляне не было крови. Крики я слышала. Рев слышала. Но крови нет. Странно. Подозрительно.

— Эредет, — тихо окликнул меня Жармю.

Хм, даже непривычно слышать свое имя от него.

— Да? — также приглушенно отзываюсь.

— Вот, возьми, — не сказав больше ни слова, парень протянул мне лепешку.

И не думала, что так проголодалась. Медовая лепешка показалась вкуснейшим лакомством и была едва ли не мгновенно проглочена. Еще бы липового чая сюда. Да хоть просто горячей воды. Но костер разжигать нельзя (да и не получилось, если помните), его ведь можно заметить, учуять, а лишние неприятности нам не нужны. Нет, я не повторяюсь, просто пытаюсь себя то ли убедить, то ли успокоить. Выходит не очень.

Тихо в этом лесу, слишком тихо: ночных птиц не слышно, шелеста листьев тоже, будто все замерло в ожидании неприятностей. А в Солонцах в такие дни вопреки всем прогнозам обычно стоит хорошая погода, деревья только обряжаются в багряные и золотые наряды, с тихим звоном прощаясь с первыми листьями. Птицы поют песни осени: кто-то прощается с родными местами перед перелетом дальше на юг, кто-то приветствует затихающий лес, вернувшись сюда на зимовку. Алым пламенеют ягоды лисохвоста — горькие на вкус, но лишь до первого серьезного мороза, а после кисло-сладкие. Маленьким солнышком сияет солоника, наливаясь цветом и светом — еще чуть-чуть и деревенские девчонки будут возвращаться домой с лукошками, полными сладких ягод, чтобы зимой кисели да компоты варить. Но я не дома, и лес этот совсем на наш непохож. Уж там-то разбойников точно не водится. Зато тут…

И куда ж леший смотрит? Нет, я не спорю, что всякому лешему с человеком под силу справиться, а уж тем более с толпой, да еще и безумным пиктоли в придачу. Но вот закружить, заплутать, завести вглубь возможно. И опять же крови не было на той полянке.

Эфиан спит: беспокойно, тревожно, но глубоким сном, ресницы крыльями бабочки трепещут на впалых щеках, губы беспокойно шевелятся, но он спит. Сирин тоже почивает, возможно, даже более спокойным сном, во всяком случае, так сладко посапывать и клубочком сворачиваться при кошмарах вряд ли получится. А мы с Жармю не спим. И если он несет стражу, то я… Не могу заснуть. Наверное, от переживаний. Хотя какое там «наверное». Да еще это ощущение, будто кто-то смотрит на меня: взгляд пристальный, зовущий и в тоже время просящий.

Потихоньку оглядываюсь по сторонам — незачем Жармю понапрасну тревожить — и случайно замечаю два подозрительных золотистых огонька в зарослях слева от меня. Но это не золото однозначно — нет соли, нет ощущений. Тогда что? Глаза… Угу, два глаза, пристально глядящие на меня. Ой, что-то мне это не нравится, совсем не нравится. Даже если не разбойники и не обезумевший пиктоли, все равно негоже так глазеть. Всевышний, о чем это я?! Мало ли в этом лесу чудищ водиться? Надо Жармю предупредить.

Только взгляд этот… Он просит. О чем? Понятия не имею. Но вот если на миг отдаться на волю воображения, можно предположить — помощи хотят. Угу, нашли помощницу. Да я даже Жармю не смогла толком помочь (особенно когда вылила остатки воды на начавшие тлеть ветки), что уж говорить о незнакомых и подозрительных личностях.

А глаза так и смотрят. Может они отдельно от головы существуют? Всевышний, опять меня куда-то не туда занесло. И я даже могу сказать почему. Впрочем, вы и сами должны были догадаться. Настойчивый взгляд, даже настырный. Зовущий и просящий. И что мне делать? Да и из плаща не хочется выбираться: пригрелась уже, успокоилась.

— Ты куда? — шепот Жармю не стал громом с небес, но заставил вернуться на землю и вспомнить, что я не на прогулке.

— Надо, — рассказывать о глазах не буду.

— Что надо? — не успокаивается парень, и его можно понять.

— В кустики, по делам, — недовольно бурчу, причем абсолютную правду.

Вот только Жармю не то подумал, потому как покраснел — даже в слабом лунном свете заметно, засмущался и уткнулся носом в ворот плаща.

— Только… э… недолго… — не удержался от напутствия он.

— Как получится, — пожимаю плечами, вновь говоря только правду.

Я ведь не знаю, чего от меня хотят, и сколько времени уйдет на выяснение оного.

Все-таки кто бы что не говорил, а в лесу одной страшно. Можете меня, конечно, упрекнуть: дескать, как же раньше путешествовала в одиночку? А так и путешествовала: с чудищами не встречалась, разбойники Гудраша не обидели, везло одним словом. Зато сегодня «подвезло».

Так с какой радости меня несет не пойми куда?

— Я здесь… — то ли шепот, то ли шелест, то ли шорох.

— Где здесь? — стараюсь говорить уверенно, спокойно, а внутри все дрожит.