Увидеть Париж – и жить - [12]

– Но три месяца – долгий срок, мне нельзя уезжать на такое время, я лечусь от бесплодия, у меня есть гражданский муж. А вы живете в Москве, к тому же мне надо что-то решать с работой.

– Лариса, у вас нет выбора. Куропатов – известный питерский бандит, я слышал о нем, он не спустит это дело на тормозах. Ну, разве только кто-то еще кроме меня подарит вам двадцать тысяч долларов. У вас есть такие знакомые?

Я вздохнула.

Вдруг лицо Николая стало злым.

– Но если вы не любите больных, нервных, если вам противно, если вы хоть взглядом обидите ее, лучше откажитесь сразу.

Да, выбор был не из легких.

– Но мне придется уволиться с работы, – вздохнула я, – если вы владелец компании, может быть, вы смогли бы помочь мне с трудоустройством через три месяца?

– Увольняйтесь из своей конторы, я… – он на минуту задумался, – да, я смогу помочь с трудоустройством на хорошо оплачиваемую должность, если вы захотите. У нас есть филиал в Питере, а если захотите, сможете остаться в Москве, вам предоставят жилье на время работы в компании.

Предложение помочь с работой решило мои сомнения. Мы договорились с Николаем, что утром он заедет за мной на машине, и мы отправимся в столицу. Когда я пришла домой к Анне Сергеевне, меня охватили смешанные чувства. С одной стороны, я ощущала какое-то удовлетворение от того, что теоретически появилась возможность решения моей проблемы. С другой, меня мучили неизвестность, неуверенность и тревога. Я выпила стакан красного вина и написала Виталику письмо, в котором рассказывала о предложении Николая, на которое мне пришлось согласиться. Анатолию я решила пока ничего не сообщать. Я не могла уснуть и долго лежала с открытыми глазами, глядя на окна дома напротив.

«Слава, что бы ты посоветовал мне в такой ситуации? Наверно, ты сказал бы мне, как обычно, чуть прищуриваясь с легкой грустной улыбкой: “Девочка моя дорогая, маленькая моя, выход есть всегда, он находится в нашем сердце, нужно искать свет, радость и добро в собственной душе. И нет на свете ничего более важного. Об этом искусство говорит человеку”. Помнишь, ты сказал мне это, когда мы поехали с друзьями на Ладогу на шашлыки, пошли гулять, заблудились среди сосен и не могли найти дорогу обратно к костру, шашлыкам, пьяным расслабленным разговорам “за жизнь”? А потом вдруг обнял меня с бесконечной нежностью, прижимая к себе мои плечи, защищая от всего жесткого и равнодушного мира».

Наконец воспоминания начали путаться и я погрузилась в тревожный, поверхностный сон. Утром я с трудом продрала глаза. Опять дождь, темное, промозглое утро. Я взяла рюкзак и чемодан и вышла на улицу. Там меня уже ждал черный джип Гранд Чероки с затемненными стеклами. Я села на заднее сиденье рядом с Николаем, за рулем был водитель. Мой благодетель в черном костюме довольно сухо поздоровался. Я смотрела в окно и чувствовала себя не в своей тарелке. «А если я не справлюсь с работой? Я сама такой нервный человек и никогда не общалась с инвалидами».

Лицо Николая было искажено то ли злобой, то ли внутренней болью. Наконец он выкурил две сигареты и немного успокоился.

– Лариса, о чем вы сейчас думаете? – вдруг спросил он, повернувшись ко мне.

– Ни о чем, – растерялась я.

– Так не бывает, признавайтесь, – он чуть улыбнулся уголками губ.

– Я думаю, какой печальный пейзаж за окном. Когда я ездила на экскурсию автобусом по Европе, картина была совершенно иной.

Николай не ответил. Он опять помрачнел, что-то пробормотал про себя и выругался. «Какой он нервный, сломанный, несчастный человек, как его жаль! Но я ему никто. Боюсь, не смогу долго выдерживать его общество».

– Где вы живете в Москве? – спросила я, чтобы разрядить обстановку.

– В закрытом поселке. Нет, не на Рублевке, если вы об этом подумали, – он кисло улыбнулся.

– Мне в Москве больше всего нравится на Старом Арбате, где стена Виктора Цоя, вокруг которой гуляют миллионеры и студенты, там интернациональная атмосфера, дух толерантности и свободы.

Николай угрюмо молчал.

– Извините, что отвлекаю вас разговорами.

Он вновь не потрудился придумать ответ.

Я решила оставшуюся часть пути держать язык за зубами.

Машина ехала быстро и мягко. Неожиданно Николай повернулся ко мне и сказал:

– Лариса, наш поселок очень хорошо охраняется, вы можете ничего и никого не бояться. Вы должны быть спокойны и попробовать убедить Алину в том, что она не хуже остальных здоровых людей, даже несмотря на то, что она не может ходить, несмотря на то, что у нее изменения в психике, – он говорил срывающимся голосом. – Лариса, кто придумал эти идиотские стандарты? Кто сказал, что имеют ценность только здоровые, спокойные, нормальные люди? Кто они, эти нормальные? Вы их видели? Почему человек, который отличается от остальных, хуже? Что, его жизнь не так ценна? Его можно презирать? Ответьте мне, Лариса?

Он схватил меня за плечи.

– Что вы, что вы! Я так не считаю, – испуганно ответила я.

– Вы знаете, Лариса, я помогаю ассоциации детей инвалидов. Эти несчастные и замученные люди, родители этих детей, разве они заслуживают меньшего уважения, чем те, кто, как у нас говорят, многого добился? Чего мы должны добиться, чтобы заслужить признание? Приобрести машину, дачу, успешную компанию, виллу на Канарах? У меня все это есть, и я не чувствую никакого уважения, только зависть и ненависть, – Николай почти кричал. – Я вел бизнес по законам джунглей, на пределе нервного напряжения, чтобы были деньги на лечение Алины, на все эти проклятые операции, которые не помогли. Я не радовался, не отдыхал, не сидел в ресторане и не лежал на пляже с тех пор, как это случилось с Алиной. У меня не было жизни, Лариса. Ведь помогать больному ребенку – это не жизнь, ведь так?