Увидеть лицо - [5]

Конечно, когда Денис преставился, тут же налетели родственники. Но уж Ольга-то знала, как тут дело поставить. Если она что-то получала, ее маленькие пальчики держали намертво. Родственникам не досталось ничего, хотя они очень долго не могли угомониться. Однажды к ней в кабинет в сопровождении адвоката явилась даже денисовская великовозрастная дочура и долго вопила, что именно она, Ольга, намеренно укатала в постели ее папулю до смерти, дабы обобрать до нитки его несчастную семью. В конце концов, Ольге это надоело, и ее охрана спустила обоих с лестницы. Какое ей дело до чужих родственников? Если что-то упустили, так это только их вина, и она здесь совершенно не при чем. Каждый выживает, как умеет, так что ее совесть может быть спокойна. Она никого не убила, ничем особенно противозаконным не занималась, семье помогала регулярно… Подумав об этом, Харченко улыбнулась уголком рта — улыбнулась почти тепло. При всей своей холодной расчетливости и полнейшем равнодушии к окружающим Ольга была на редкость привязана к своей семье, состоявшей из матери и младшей сестры, регулярно навещала их и засыпала бесчисленными подарками. Правда, Харченко-младшая, работавшая корректором в заурядной газете, не разделяла жизненной философии удачливой сестры и от подарков часто отказывалась и даже свадебный подарок — серебристо-серую «тойоту-камри» приняла с большой неохотой и больше под давлением счастливого новобрачного, чем по собственной воле. Поэтому, отгуляв свадьбу, Ольга теперь возвращалась домой не в радужном настроении. Ничего, подрастет — сообразит, что к чему, поймет, что пока молодая, нужно брать от жизни все, вцепляться в нее зубами и рвать, кусок за куском, потому что молодость проходит очень быстро, а старость не торопится уходить никогда, и куски эти потом могут очень пригодиться. А она, бывшая (будем смотреть правде в глаза!) дешевая фотомодель, двадцати шести лет от роду уже владеет шикарным, одним из самых популярных в городе ночным клубом, потихоньку разворачивает кое-какой торговый бизнес и скоро сможет позволить себе завести ребенка. Не так уж плохо, господа!

Ольга взглянула на часы, и ее брови-усики поднялись, став почти вертикальными. Уже час, как автобус должен был добраться до конечной, но за окном не было и признака того, что они подъезжают к городу — сплошняком деревья — целый лес.

Она привстала над креслом и огляделась. Позади нее сидела девушка с короткой стрижкой и с хрустом ела чипсы, читая какую-то книжку — судя по названию и рисунку на обложке, любовный роман; жлоб напротив тоже уткнулся в свою книгу, не проявляя никакого беспокойства. На сиденье позади него какой-то человек, надвинув черную кепку на глаза, возился, устраиваясь поудобней и, судя по всему, пытаясь заснуть. На кресле за сиденьем водителя светловолосый мужчина с короткими бачками рассеянно глазел в ветровое стекло, да и сам водитель, ссутулившийся за рулем, выглядел вполне обыденно. Опоздание, похоже, никого не волновало. Может, это у нее часы спешат?

В любом случае, сначала нужно найти зеркало. И если она разбила себе губу о стекло, водитель стопроцентно вылетит с работы — уж Ольга-то об этом позаботится.

Она снова начала перетряхивать содержимое своей сумки.

* * *

Автобус дернулся, и Марине Рощиной показалось, что кто-то настойчиво и бесцеремонно трясет ее за плечо.

Просыпайся! Просыпайся!

Еще балансируя на грани сна и реальности, она вяло отмахнулась рукой, чтобы оттолкнуть этого, назойливого, не дающего еще немного понежится в приятных расслабляющих глубинах. Но ее пальцы с длинными, расписанными золотистыми цветами и изукрашенными стразами ногтями лишь впустую рассекли воздух. Тогда ее ресницы дрогнули, но еще долго не отрывались от щек, продолжая подрагивать на коже, словно перья испуганной птицы. Марина очень любила спать — настолько же сильно, насколько не любила просыпаться, и ее будни никогда не начинались раньше обеда.

В конце концов, ее веки все же поднялись, и на мир глянули большие глаза изумительного аметистового цвета, неизменно вызывавшие нескрываемое восхищение окружающих. Во всем мире только у одной женщины были фиолетовые глаза — у Элизабет Тейлор, но Марина всегда считала это уловкой — то ли линзы, то ли особая подсветка при съемке. В любом случае, Элизабет Тейлор была очень далеко отсюда, на другом материке, а она, Марина, здесь, единственная в своем роде.

Марина приподнялась, чуть повернув голову, и на плечо ей ссыпалась тяжелая золотистая масса волос — не менее замечательных, чем глаза. Распущенные, они доходили ей до колен, закручиваясь на концах крупными завитками — густые, по-здоровому шелковистые, они своей яркостью и блеском успешно соперничали с золотыми украшениями на ее запястьях и пальцах. Сейчас они слегка спутались. Марина достала из сумки расческу и начала причесываться, перекидывая волосы через согнутую руку. Движения ее были округлыми, неспешными и удивительно естественными — наблюдать за ней было все равно, что смотреть, как одна за другой накатываются волны на отлогий песчаный берег. Спокойная, размеренная, она никогда никуда не торопилась — в ее жизни никогда не было дерганий, нервотрепок и всего того, что заставляет людей становиться резкими в словах и движениях и экономить каждую секунду, как скряга, складывающий денежки в потайной уголок. Если для иных время было водой, безвозвратно утекающей сквозь пальцы, то для Рощиной оно тянулось неспешным густым медом, в котором изначально засахарились и спешка, и резкость, и непроизвольная грубость. Она родилась в благополучной, очень обеспеченной семье и до своих нынешних двадцати восьми лет прожила благополучную и обеспеченную жизнь, не требовавшую от нее никаких особых усилий. Свой салон красоты «Геба» Марина открыла в девяносто шестом году, и с самого начала дела шли великолепно. Даже августовский кризис 1998 года, когда для всех наступили черные времена, не стал для нее трагедией. В то время, как другие салоны закрывались, «Геба» чудесным образом выстояла и ни на день не прекратила своей работы. Сейчас она была самым популярным салоном в городе, все прочие по сравнению с ней были лишь жалкими забегаловками. В «Гебе» работали лучшие мастера, получая более чем щедрую плату и постоянно представляя ее на самых разнообразных конкурсах. И сейчас Марина, возвращаясь с одного из них — конкурса на лучшую историческую прическу, улыбалась в душе — «Геба», как всегда, победила.