Уважение к ребенку - [59]

существует, но своеволия уже меньше, нет явного беззакония, нельзя предпринять ничего на свой страх и риск, идти дальше, чем позволяет параграф. Это имеет хорошую сторону, пресекает дополнительные и случайные злоупотребления; и плохую – не вызывает протеста и своей пассивностью тормозит стремление к прогрессу. Проблема школы породила колоссальную литературу. Детально рассмотрена каждая из ее многочисленных болячек, а им несть числа. Это вопрос программ, классического или реального направления, такого или иного преподавания религии, вопрос перегрузки – и десятки других. Вопросы эти, сотни раз обсуждавшиеся, и по сей день стоят, как и много лет назад, на повестке дня – нерешенные, щекотливые и кровоточащие, – ибо касаются самых беззащитных, тех, у кого больше всего прав на опеку – детей и молодежи. Всюду сегодня, как и много лет назад, английская, французская, немецкая, польская или русская молодежь, в напряжении, во вред здоровью обреченная на нивелирующее влияние школы, годами ждет – а это самые прекрасные, благодарные годы – в бессмысленном оцепенении – бумажку.

В школьных округах «цивилизованной» Европы дети ряд лет ждут свидетельства о лояльной зрелости (или наоборот), бумажку, дающую им взамен привилегии.

Только с иронией можно сейчас говорить о цивилизованной Европе. Вот она, цивилизованная, смотрит спокойно и лакомо на кровавые игрища, резню десятков тысяч людей. Цивилизованная Англия с ее блестящими школами, пользуясь суматохой, выкачивает деньги и занимает смачные территории. Цивилизованная Германия наверстывает запущенные ростовщические дела, заключая грабительские торговые договоры. Каждый высматривает, что бы ему незаметно стянуть на пожаре, где гибнут люди – тысячи людей. Не Англия ли с ее образцовой школой совершила недавно одно из позорнейших в истории насилий[36], не имея абсолютно ничего в свое оправдание? Не в столице ли этого могущественного государства его граждане подыхают с голоду в подвалах?..

Перед лицом этих явлений разве не является вполне сознательным и анекдотично жульническим закрыванием глаз на существо дела: что школа должна учить, а не воспитывать, учить тому, какие в Африке вулканы, а в Америке мысы, а не тому, что в сырых, к примеру, подвалах вши сжирают детей бедняков снаружи, а туберкулез – изнутри? Разве не всюду под «общим образованием» школа подразумевает ряд фактов и колонны цифр, которые забываются через несколько дней или недель после экзаменов, – в лучшем случае – месяцев, – а не понимание, осмысление вопиющих недугов, противоречий и преступлений современной жизни – не призыв к сознательной борьбе? Общее образование – то наивысшее, сознательное, трепещущее от жажды действовать – вперед, к правде и справедливости такого общего образования не дает и не может дать никакая буржуазная школа, задача которой любой ценой сохранять выгодное для привилегированных сфер status quo[37].

О школьной перегрузке ученая Европа написала целые библиотеки, а весь этот запутанный вопрос решается так легко и быстро, если мы согласимся с установкой, что задача средней школы – не обучение, а развитие детей, не забивание голов бесполезным балластом, а подготовка их к жизни, в которую они должны вступить как зрелые люди. Разве не комичен факт, что патент на зрелость школа выдает на основе того, что ученик разбирается в логарифмах и умеет объяснить явление затмения луны? Зрелый человек тот, кто знает, зачем он живет, как он относится к людям и к истории человечества, и поступает согласно этому.

Школа обязана быть кузницей самых священных лозунгов, все, что дает жизнь, должно проходить через ее руки – она громче всех обязана требовать прав человека, смелее всех и беспощаднее всех клеймить в нем то, что загрязнено. А сделать это может не штопаная и латаная, обновляемая школа, а в корне иная, в корне не та, с луны, не такая, какую мы видим сегодня всюду.