Уважаемый господин М. - [13]

– Переписку по электронной почте за меня ведет жена, я слишком стар, чтобы приниматься за это.

– Иногда я слушаю, как люди в поезде говорят по мобильному телефону, и задаюсь вопросом, далеко ли мы ушли от неандертальцев.

– Первый вариант я пишу от руки, потом печатаю. На старой пишущей машинке, да. Как-то раз я попробовал писать на компьютере, но почувствовал себя так, будто регистрирую пассажиров в аэропорту. Или работаю в филиале какого-то банка.

Однажды это заводит вас слишком далеко, и кокетство себя выдает. Это было, когда вы усомнились в пользе электрогитар:

– Да ради всего святого, зачем усиливать гитару? Всегда кажется, что гитарист не владеет техникой и старается скрыть это, производя как можно больше шума.

К кому вы пытаетесь обратиться с подобными высказываниями? Вероятно, к читателям, которые, в точности как и вы, повзрослели в годы Второй мировой войны. К читателям, которые (в точности как и вы) считают, что после определенного возраста не получаешь больше никаких новых впечатлений.

В остальном вы, разумеется, имеете полное право делать то, что делаете. Печатать на пишущей машинке – почему бы и нет? Речь не о том, правы или не правы люди, живущие прошлым, речь о том, до кого они пытаются таким способом дотянуться и чего достичь.

Вот что вы, по-моему, хотите преподнести читателям своих книг: угольную печку вместо центрального отопления, велосипед с ножным тормозом, учителя, к которому обращаются на «вы», вместо учителя, который старается быть таким же молодым, как его ученики. Точно таким же молодым и похотливым – прежде всего последнее.

Дело в том, что, с одной стороны, вы отчасти правы в своей оторванности от жизни. Разумеется, по мобильному телефону порой говорят совершенно ни о чем, но это справедливо для любых разговоров. И для разговоров у деревенской колонки тоже. Мы не должны ностальгически притворяться, будто разговоры у деревенской колонки были чем-то лучше тех, что можно услышать в наши дни в опаздывающих поездах («Алло, это я, мы опять стоим, а ты где?»).

Люди больше всего любят болтать ни о чем, это уже тысячи лет так, причем ко всеобщему удовольствию. Об СМС и электронных сообщениях я совсем не хочу здесь говорить. Они облегчают взаимные контакты, как слабительные средства облегчают дефекацию. Но превышение дозы слабительных, как известно, не приводит ни к чему, кроме диареи.

В сущности, вы правы, когда пишете от руки, а потом букву за буквой печатаете свои сочинения на чистом листе бумаги, это заставляет мыслить медленно. Удобства ради я не останавливаюсь здесь на вопросе, полезен ли при медленном мышлении посредственный ум. Речь о самой идее.

Ваша жена написала вам открытку, потому что электронные письма или СМС – от лукавого. У нее милый почерк, и это – я говорю без всякой задней мысли – девчачий почерк. Почерк с округлыми буквами и с кружочками вместо точек. Психологи говорят, что кружочки вместо точек свидетельствуют об эгоцентризме, но, по-моему, здесь следует делать четкое различие между мужчинами и женщинами.

Иногда я натыкаюсь на почтальона, когда он внизу, у входной двери, раскладывает почту по ящикам. Иногда, как сегодня утром, он еще только сортирует почту, стоя у своей тележки.

– Давайте я разложу, – говорю я.

– Точно?

– Точно. Мы в этом мире – чтобы помогать друг другу, разве нет?

Так зачастую и происходит. Совершенно естественно. Нормальный, симпатичный человек избавляет почтальона от части его работы. Наверное, только в более поздней реконструкции – с черно-белым изображением и угрожающим закадровым голосом – можно было бы увидеть какое-то отклонение от нормы. Почта, предназначенная другим, кажется подозрительной в твоих руках, только если развязка известна заранее, а за кадром звучит наводящая на нужные мысли музыка.

Я всегда пережидаю, пока почтальон пойдет со своей тележкой дальше, и только тогда начинаю распределять почту по ящикам. Я разглядываю каждое письмо в отдельности, прежде чем даю ему соскользнуть в нужный почтовый ящик. Назовем это здоровым интересом. Выписки из банковских счетов, абонементы и напоминания обогащают мои сведения о соседях. Я никогда не захожу слишком далеко. Не дольше секунды смотрю на синий конверт налоговой службы, а затем сразу опускаю его в ящик адресата.

Иногда я представляю себе, что кто-то, сидя в припаркованном на противоположной стороне улицы микроавтобусе, меня снимает. Неприметный микроавтобус, на боку прописными буквами выведена фамилия поставщика или сантехника. Операция под прикрытием, в одной из букв «о» просверлено отверстие, только совсем вблизи можно увидеть линзу объектива. Телеобъектива. Изображения расплывчатые, зернистые, но не происходит ничего необычного. Я не беру почту наверх, чтобы там, на свободе, распечатать конверты над паром. Я не смотрю на конверт дольше, чем нужно, чтобы прочитать фамилию адресата. Частная переписка явно приходит в упадок, открытки видишь исключительно в сезон летних и зимних спортивных отпусков.

Так я разглядывал сегодня утром и открытку от вашей жены. Я поднес ее ближе к глазам, как будто не мог прочитать адрес. К счастью, девчачий почерк очень разборчив. В течение секунды я думал о микроавтобусе на противоположной стороне. Поэтому я покачал головой, словно слишком поздно заметил свою ошибку – словно только через секунду понял, что открытка адресована не мне, а моему соседу сверху. Потом я улыбнулся. Я еще немножко повертел открытку в руках, посмотрел картинку на ее лицевой стороне и опустил ее в ваш ящик.