Утро снайпера - [42]

— С полем, с полем, Сереж…

Лошадиный Суп

Анне и Марии

Как началось? Просто, как и все неизбежное:

Тысяча девятьсот восьмидесятый год, июль, поезд Симферополь — Москва, 14.35, переполненный вагон-ресторан, пятна томатного соуса на перекрахмаленной скатерти, забытые кем-то спички «Львiв», сигаретный пепел, позвякивание бутылки «Нарзана» в металлическом кольце у окна, колеблющаяся занавеска, гиперболоиды густых солнечных лучей, Олино предплечье со следами облезающего загара, полинявший Володин батник, Виткино джинсовое платье с двумя вышитыми маковыми головками.

— Только, пожалуйста, ребятки, не рассиживайтесь, — зашелестел замусоленной книжкой официант, — у меня очередища до самой Москвы.

— А что у вас… — начал Володя, но лягушачьи губы официанта опередили:

— Салатов уже нет, солянки нет, есть харчо, судачок с пюре и бифштекс с яичком.

— А пива нет?

— Есть! — тряхнул взмокшей челкой официант. — Два, три?

— Четыре, — расслабился Володя. — И всем по бифштексу.

— Мороженое есть? — надела черные очки Витка.

— Нет… — Официант чиркнул карандашом в книжке и вывернулся жирным тюленьим телом к сдерживающей очередь буфетчице. — Любань, еще одного!

— Может, не на-а-до? Ведь нам так ую-ю-тно! — пропела Оля, закуривая последнюю сигарету, но по проходу уже шел шоколадный от загара мужчина в белых брюках и голубой рубашке.

— Здравствуйте, — улыбнулся он всем троим сразу, садясь и быстро заглядывая в глаза.

Он был никакой, без возраста, с плешивой головой.

«Ветеринар», — обозначил его Володя, забирая сигарету у Оли.

«Дынин», — вспомнила Оля персонажа фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен».

«Холостяцкий притырок на пути с курорта», — скривила красивые губы Витка.

Официант, бормоча что-то, вспомнил про него, повернулся, но плешивый протянул ему трёшку:

— Мне ничего, пожалуйста.

Официант взял деньги, непонимающе нахмурился:

— Ну, а…

— Ничего, ничего… — тряхнул незнакомец пальцами с обгрызенными ногтями. — Я просто посижу… немного.

— Ну, а… Попить? Пивка? «Псоу»? Коньячок «Арарат»…

— Ничего, ничего.

Официант молча уплыл на кухню.

«Ветеринар, но с припиздью, — покосился на незнакомца Володя. — Наверно, сибирский валенок. Зиму тихо горбатился, летом поехал на юга мошной трясти».

«От жены из купе сбежал. — Оля забрала сигарету у Володи, затянулась. — Дал бы лучше нам три рубля. Володька последнюю пятерку щас просадит, приедем, в доме шаром покати, предки в санатории, неделю жить еще, ужас…»

«Окрезел чувачок на юге, вот и мучается дурью. — Витка посмотрела в окно. — И почему у таких козлов всегда много денег?»

Поезд полз по знойной Украине.

— Что-то как-то в этом году совсем уж лето жаркое, — заговорил плешивый, норовя заглянуть троим в глаза. — Неужели и в столице нашей родины такая температурная катастрофа?

— Понятия не имеем, — ответила за всех Витка, брезгливо глянув на его ноги.

— Вы где отдыхали? — улыбался мелкими нечистыми зубами плешивый.

«В пизде!» — ответил про себя Володя, а вслух произнес:

— Знаете, мы перегрелись и спать хотим. А когда мы хотим спать, то мы всегда хотим есть и совсем не хотим разговаривать.

— Сиеста, значит? — заискивающе прищурился плешивый.

— Сиеста. — Володя погасил окурок, вспомнив так и не дочитанный им роман с аналогичным названием.

— А у меня наоборот, — пригнулся к столу незнакомец, словно обреченный к плахе. — Как только перегреюсь — сразу такая бодрость появляется, такая сила в теле, что вот, представьте себе, если бы сейчас вот здесь в полу вот этого самого вагона было вделано такое вот большое стальное кольцо, которое…

Вдруг он осекся на полуслове и оцепенел, словно укушенный змеей. Официант поставил на стол три тарелки с пережаренными кусками мяса, обрамленными заскорузлыми палочками картофеля «фри», перьями укропа, вялым зеленым горошком и тремя жареными яйцами. Яйца, правда, не были пережарены, не растеклись и выглядели довольно аппетитно. Из двух карманов нечистого белого халата официант выудил четыре бутылки холодного симферопольского пива, громко поставил, открыл и уплыл дальше.

«Слава труду! — Володя облегченно взялся за не успевшую вспотеть бутылку. — Сейчас бы он нам проел плешь с этим кольцом в полу…»

Пиво потекло, зашипело в стаканах. Трое взяли стаканы и отпили: Володя — жадно, залпом, до ломоты в зубах, Витка — не торопясь, с удовольствием, Оля — как всегда, хладнокровно, так как заставить внутренне затрепетать ее могло только полусладкое шампанское.

Забыв про замолчавшего соседа, трое набросились на еду. Не ели ничего они с самого утра, а вчера после отправления поезда и до глубокой ночи выпили в купе пять бутылок «Мукузани» и залакировали одинокой четвертинкой «Русской» местного разлива, что сегодня сказывалось на настроении.

Ели, как и пили, по-разному.

Володя, густо посолив и поперчив яйцо, подцепил его на вилку, отправил в рот целиком, и, проглатывая, запил пивом; затем, нанизав на вилку три палочки картошки, воткнул ее в жесткое мясо, отрезал приличный кусок, положил на него ножом пять горошин, отправил всю конструкцию в рот, запихнул вслед кусочек белого хлеба и стал жевать, глядя на ползущие за окном провода и думая о том, что бы было, если б Брайен Ферри и Брайен Ино вдруг взяли да и объединились в группу.