Утро, полдень и вечер - [21]

Они и не представляют себе, как мало здесь коммунистов. Из-за того, что во время забастовки была проявлена замечательная солидарность, из-за того, что борьба увенчалась успехом, у многих сложилось впечатление, что каждый второй шахтер в Реате — коммунист. В действительности же коммунисты всегда составляли лишь горстку людей, забывших, что такое отдых, все свое время и все свои силы отдающих разъяснительной работе, чтобы шахтеры побороли инертность и апатию, а также чтобы не бросались в другую крайность — показную удаль; к тому же людям этим приходится корпеть над трудными книгами, написанными на непривычном для них языке, да еще выжимать из бедных, полуголодных людей пятицентовые и десятицентовые монеты. Таковы коммунисты: обыкновенные мужчины и женщины, за которыми следит полиция и которые рискуют жизнью, свободой и счастьем ради успеха, всегда могущего обернуться провалом, как это случилось сегодня утром.

Да, нас всего горстка, — думал Транкилино. И мысль эта повергала его в уныние и в то же время заставляла гордиться тем, что доброе семя, упав на плодородную почву, позволило вырастить множество других семян. Людям, стоящим вне этого круга, людям посторонним никогда не понять подобного чувства. Нет никакой пользы от плохого семени, брошенного в хорошую почву, или от хорошего семени, брошенного в плохую почву. И в том и в другом случае вырастут скверные плоды, хилые и не способные производить потомство. Поле зарастет сорной травой.

Но наше поле не погубили сорные травы! Хорошие семена, упав в благодатную почву, позволили создать профсоюз там, где он прежде никогда не выживал. Профсоюз выиграл забастовку, несмотря на вооруженные силы, брошенные компанией, властями города, графства и штата, и добился самой высокой на Юго-Западе зарплаты для рабочих. Конечно, это лишь первые шаги, но и они доказывают, что семена были добрые, почва плодородная и урожай обещал быть обильным.

Ну, а теперь что?

Была допущена ничтожная, однако трагическая ошибка, и разразилась катастрофа. Может быть, ошибка заключалась в недооценке отчаяния и опасного безрассудства врага? Или в переоценке собственных сил? Кто-то один из более чем ста человек решил тайно от других взять с собой на всякий случай револьвер, а когда взорвалась химическая бомба, потерял голову. Возможно, это был тот, с кем ты возился, уговаривая его не уходить от борьбы. Хэм Тэрнер часто говорил: в конечном счете ошибка есть ошибка, хоть «левая», хоть «правая». Трусость переросла в безрассудство, одна крайность перешла в другую, но и то и другое гибельно.

Значит ли это, что человек во всем должен быть безупречным?

Неужели недопустима никакая погрешность?

Неужели за просчеты надо всегда платить столь дорогой ценой?

Может ли человек, при всех присущих ему несовершенствах, успешно бороться со злом, тем более если носители зла вооружены?

Транкилино подумал о племени навахо — из этого племени происходила его мать, — в течение нескольких веков сопротивлявшемся тому самому злу, с которым боролся и он. Сопротивление кочевых племен длилось несколько столетий и закончилось их поражением, пленом и изгнанием на чужбину. Потом борьба прекратилась. А к чему привела пассивность? К безделью, разложению, вымиранию в неволе от голода и болезней. Выжило лишь тридцать процентов.

Ну а потом, когда Белый Отец решил, что навахо усвоили преподанный им урок, он позволил им возвратиться в родные края, в пустыню — красивейшее место на земле, которое было ему не нужно. Эта территория охватывает Большой Каньон и Мост Радуги, Прекрасную Долину, Шипрок и Каньон де Шелли. Местность здесь бесплодна, камениста и враждебна белому человеку, но очень живописна, и навахо в этой пустыне почувствовали себя совершенно как дома. Там они встретили одноплеменников, притаившихся в пещерах и ущельях. Этим людям удалось спрятаться от солдат и избежать изгнания. Они были горды тем, что остались непобежденными, скрывались, как первые христиане, и не только не ослабли, но набрались сил. Люди эти составили тогда основное ядро племени. Навахо боролись за существование, трудясь среди скал и терновника под руководством таких вождей, как дед Транкилино, которому даже при рождении не дали вскрикнуть, потому что в сотне шагов от потаенного места, где происходили роды, стоял военный лагерь. Несмотря на нечеловеческие условия, уже при жизни третьего поколения племя выросло в шесть раз, причем рост был не только количественный — навахо превращались в гордый, независимый, сильный народ. Дважды они вынуждали белых значительно расширить выделенные им земли, но не довольствовались этим и продолжали создавать напряженность на границах своей резервации. А чтобы миссионеры и купцы продолжали относиться к ним с уважением, они изредка, острастки ради, убивали кого-нибудь из них.

Какой-то склонный к сенсациям ученый подсчитал, что, если и дальше племя навахо будет расти в таком же темпе, лет через двести оно заполнит всю территорию Соединенных Штатов. Эта мысль на мгновение обрадовала Транкилино. Да, действительно, народ, к которому принадлежит его мать, замечателен. Но он обречен, если будет жить так, как жил до сих пор. Одного сопротивления недостаточно. Надо не только бросать вызов существующему порядку вещей, но и менять его.