Утро под Катовице-2 - [19]

Двадцать шестого числа нам на заводе объявили, что в связи с военным положением рабочий день продлён и выходные отменены. Все вокруг это восприняли как должное, ведь идет война, а с фронта поступают неутешительные сведения. Тридцатого июня я разослал в наркомат, в главное артиллерийское и автобронетанковое управления РККА свой эскизный проект самоходки, предварительно зарегистрировав его в секретной части автозавода. В пояснительной записке я указал, что это самоходное орудие может собираться на автомобильном заводе с широким использованием автомобильных комплектующих. Больших иллюзий я по поводу принятия самоходки на вооружение не питал, но попытаться стоило.

Второго июля я в цеху с утра прослушал сводку Совинформбюро и с некоторым удивлением услышал, что «Части Рабоче-Крестьянской Красной армии ведут тяжелые оборонительные бои западнее и севернее города Минск». Вообще, я историю Великой Отечественной войны знал, что называется, «на четверку с минусом», то есть воспроизвести подробности всех операций и сражений с точной датировкой я не мог, но то, что немцы взяли Минск 28 июня, помнил точно. Тут возможны три варианта: либо Совинформбюро попросту врёт, либо мои письма Сталину и компании сыграли всё-таки определённую роль, хотя пока особых отличий в развитии событий пока не заметно, за исключением того, что немцы несколько запаздывают по сравнению с известной мне историей, и третий вариант — вокруг меня параллельный мир, в котором течение событий изначально отличается от моего родного измерения. Что называется — выбор на любой вкус, а если учесть, что возможны парные сочетания вариантов, то поле для игр разума становится очень и очень широким. Однако, если немцы на самом деле всё ещё не взяли Минск, то это не может не радовать. Вот в таком приподнятом состоянии меня и застал вернувшийся из заводоуправления Безруков, который тонко почувствовал моё настроение:

— Что это ты такой веселый?

— Да, вспомнилось, Алешка вчера «папа» сказал первый раз! — ну не говорить же ему истинную подоплеку моего хорошего настроения, а сын и правда вчера это сказал, так что я Безрукову и не соврал почти.

— Поздравляю! — Василий Лукич пожал мне руку и похлопал по плечу, — Но у меня для тебя плохая новость, — он сел на скамейку рядом со мной и продолжил, глядя в пол перед собой, — Наш цех расформировывают. Вот, — он положил на стол бумаги, — в течении двух дней, включая сегодняшний, прекратить производство, недоделанные изделия сдать на склад, оборудование передать согласно прилагаемого реестра. Работников направить в распоряжение начальника сборочного цеха.

Вот тебе матушка и Юрьев день! Новость меня буквально ошеломила, но я всё-таки спросил:

— А с нами что?

— Тебя в электротехнический цех, а меня — на производство мостов.

Видя моё удручённое состояние, Безруков тяжело вздохнул, похлопал меня по плечу и пошел в цех — за два дня было необходимо проделать огромный объем работы, и времени рефлексировать не было. Однако я остался на месте наедине с моими расстроенными мыслями. Весь мой, казавшийся безупречным, план пошёл прахом. А ведь идея была очень хороша, вот только я не учёл, что это только для меня ясно, что в зимней кампании наличие снегоходов принесет неоспоримую пользу. А местным военным и промышленникам сейчас кровь из носу нужно максимально увеличить выпуск автомобилей, при этом польза снегоходов сейчас, когда на улице тридцатиградусная жара, кажется весьма и весьма спорной. Это называется «изыскали резервы». Ну что тут ещё сказать? Я дебил.

Усиленно потрудившись, мы за два дня выполнили все поставленные задачи, закрыв производство и четвертого числа с утра я приступил к работе в электротехническом цеху простым слесарем. В мои задачи входил ремонт неисправных автомобилей выпущенных с конвейера. При выявлении проблем с механикой ремонт делали на месте в сборочном цеху, а при неисправности электрики машину тащили к нам. Брака у готовых машин обнаруживалось довольного много, отчего я трудился не покладая рук.

Рабочие будни слились в серый поток одних и тех повторяемых же действий — осмотрел, прозвонил тестером, выявил неисправность, поменял неисправный узел или кабель, проверил и пошел на следующий автомобиль. Домой я появлялся только чтобы поесть и поспать. Персонального автомобиля к дому, разумеется, больше не было, да и Безруков добирался своим ходом, мы иногда с ним пересекались в рейсовом поезде. Машина ведь у него была служебной, а после начала войны это посчитали излишней роскошью, направив автомобиль в РККА. Все личные машины и мотоциклы также подлежали мобилизации.

Одиннадцатого июля после обеда меня вызвали в к партком. Прямо на выходе из столовой ко мне подошел незнакомый паренек и передал бумажку с текстом, написанным от руки: «Ковалеву А.И. срочно явиться в партком кабинет Љ4». Пока я шел к заводоуправлению, то терялся в догадках, что от меня понадобилось парткому? Неужто решили меня в партию принять? Ну так эти вопросы, насколько я знаю, на уровне цеховых организаций решаются.

Дойдя до нужной двери, я постучал и, не дожидаясь приглашения, вошел. Там, расположившись вокруг одного стола заваленного бумагами столом сидели трое: Филимонов Федор Петрович — один из секретарей заводской партийной организации, женщина средних лет, чье имя я не помнил, но знал, что она работает в отделе кадров, и незнакомый мне пехотный майор. Такой состав заседающих явно указывал на то, что вечер перестаёт быть томным.