Утрессор - [4]

Когда тварь приблизилась, я произнёс подготовленное заклинание, выпустив стрелу стихийной энергии, которая с громом поразила существо. Вокруг бестии ореолом расцвело пламя, удерживая её на месте. Затем, шквалом подобных стрел, мы с Залджисом быстро изничтожили маслянистую плоть твари, пока от неё не остались одни кости.

С видимой лёгкостью победив чудовищного пещерного обитателя, мы продвинулись к центру лабиринта и внезапно оказались в круглом помещении, около сорока элей[1] в диаметре, с высоким куполообразным потолком из ляпис-лазури и пергаментно-тонких металлических листьев. Ещё девять проходов открывались из этой комнаты во тьму. В стене, между каждыми двумя проходами, было по четыре вертикальных ниши глубиной всего в несколько локтей[2], с круглыми сводами, приблизительно на шесть локтей выше каждого порога, и в каждой из них, за исключением двух, стоял причудливый древний саркофаг, украшенный рунами и символами. В центре комнаты находился невысокий каменный помост, на котором располагался тридцать девятый саркофаг с чуть приоткрытой крышкой.

Увидев, что нашим жизням не грозит никакая непосредственная опасность, но при этом окружённые множеством выходов, откуда на нас могла бы наброситься другая бестия, мы помедлили и осторожно огляделись вокруг. Что касается меня, то я был немного обеспокен тем, что среди окружающих ниш с саркофагами было именно два свободных места. Затем, когда мы подошли к центральному саркофагу, я с потрясением увидел на его крышке имя ЭЙБОН, написанное письменами Акло. Что это значило? Зачем выставлять напоказ мою смертность, как чудо и тайну? Я ухватился за крышку и поднял её. Гроб до краёв заполняла жирная смолистая жидкость. Видимо, это был некий вид древней бальзамировки. Но тут я подумал о маслянистом чёрном чудовище лабиринта и в тот же миг смола в саркофаге начала пузыриться и двигаться. Я сразу же осознал истину и захлопнул крышку гроба, навалившись на неё всем своим весом, чтобы тварь не сбежала. Масса с силой вырывалась из-под крышки и я крикнул Залджису, чтобы он побыстрее обвязал саркофаг мотком верёвки, который, по счастью, был у него с собой. Он сделал это и, наконец, я смог слезть с крышки и отступить назад, потрясённо наблюдая, как чёрная субстанция начинает медленно вытекать сквозь тонкую, как волос, щель между крышкой и гробом…

— Залджис, — выдохнул я, — поспешим из этого места! Чудовище лабиринта и великая тайна лабиринта — это одно и то же. Ибо субстанция в гробу, как я теперь понял, является порождением Зотаккуа, одним из тех, что на протяжении эонов обитали в подземном Н’кае. Ранее оно окутало и оживило своей собственной тёмной плотью скелет предыдущего несчастливца. Итак, урок этого лабиринта в том, что не все тайны таковы, какими кажутся, и не все искания можно безопасно выполнить самыми очевидными средствами. Пойдём же. Пусть с риском, но всё-таки мы заслужили нашу мудрость.

IV

Наутро хранитель Утрессора снова дождался момента нашего пробуждения и сопроводил нас к полуразрушенному мавзолею, оплетённому древней виноградной лозой. И вновь при одном нашем приближении старые двери распахнулись с ворчливым негодованием на годами накапливающийся песок и ржавчину.

— Эйбон, эта гробница твоя. Залджис, твоя соседняя. Вы двое должны остаться тут на целый день. Что случится с вами в это время, будет зависеть от вашей открытости гнозису. Не противьтесь происходящему.

Сперва я был осторожен в этом покое, ставшем совершенно чёрным, когда за мной закрылись двери гробницы. Я опасался, что тут мог оказаться какой-нибудь оживший труп или проголодавшийся гуль; но, ощупью обыскав её пределы, я нашёл, что она совершенно необитаема. Прохлада гробницы коварно повлияла на меня после зноя утреннего солнца, и вскоре я прилёг отдохнуть на сухую почву. Когда я дрейфовал на грани сна, то, казалось, почувствовал, что моя душа мягко отделяется от покоящегося тела…

Я ощущал тонкое растворение моей плоти и в то же время яснее, чем обычно, осознавал своё дыхание и кровь, бегущую по моим венам. Затем моё тело, казалось, полностью утратило вес и разделилось на составляющие его ткани и органы, будто меня безболезненно препарировал некий искусный хирург. Потом даже эти части разделились на волокна, образующие мышцы и плоть, каждый волосок выпал из своей по́ры, а затем я рассыпался в прах, пока не стал лишь туманом из пылинок, колеблющихся в свободном единении, паром, который могло рассеять легчайшее дуновение. Я видел первичные частицы, из которых состоит всё сущее, кружащиеся друг вокруг друга, как облака бесконечно малых планет и созвездий. Я ощущал притяжение частиц, чувствовал вспышки энергий, передающихся от одной частицы к другой. Таким был и я — моя субстанция могла бы стать троном, лисой или караваем хлеба и я не заметил бы различия. Но этого не случилось; в тот момент конгломерат неисчислимых частиц стал Эйбоном из Му Тулана. Возможно, они сформируют другие союзы после моей смерти, но на данный момент я более, чем когда-либо, понимал, что прежде всегда был Эйбоном и что именно это было моим истинным временем и местом в вечно изменчивом космосе.