Утренняя звезда - [94]

Со следующей почтой пришло письмо от Полежаевой. Она поздравляла Егора и сообщала, что новый государь, тотчас же по вступлении на престол, приказал выпустить на волю Радищева и Новикова, а участникам мартинистского братства разрешил жить, где пожелают. Дуняша тоже советовала Егору повременить с отъездом до лета, когда сибирские дороги станут проезжими.

«Ежели прибудешь в Петербург в конце июля, — писала она, — то и меня там найдешь. Ибо есть у меня дела с заморскими купцами, кои явятся летом в Петербург на кораблях своих. На сей случай купила я небольшой дом на Песках, где и рада буду принять тебя, дорогого гостя…»

В июне 1797 года, вскоре после духова дня, Егор Аникин выехал из рудничного поселка, в котором провел четыре с половиной года.

ЭПИЛОГ

Егор Аникин идет по Невскому проспекту, с любопытством разглядывая здания, вывески, экипажи, лица… Четыре часа дня, начинается обычное гулянье…

— Батюшки! Неужто Егор Степаныч?

— Господин Каржавин!..

Они крепко обнялись.

— Давно ли? Откуда? — спрашивал Каржавин.

— Из Сибири… Только на днях прибыл. А рассказывать долго, вы, верно, торопитесь?

— Нисколько!

Каржавин взял Егора под руку, они медленно пошли в сторону Адмиралтейства. Егор рассказал обо всем, что случилось с ним в последние годы.

— Так-с! — задумчиво молвил Каржавин. — И мне тоже пришлось испытать немало горестей. Сперва тяжба с родней, потом еще более тяжкое горе: матушку мою убили дворовые люди. А так как я с покойной находился в разладе, недруги навели на меня подозрение в убийстве. Едва на каторгу не упекли! Слава богу, удалось в конце концов доказать мою невиновность. По этой причине и не смог поехать в Москву, к Новикову, как предполагал. Кто знает, может, это к счастью! Иначе пришлось бы и мне разделить участь Новикова или хотя бы вашу!.. «Все к лучшему в этом лучшем из миров», — говаривал Вольтеров мудрец, Панглосс[32].

— А супруга ваша?

Каржавин вздохнул:

— Вскоре после возвращения моего в Россию Шарлотта также приехала ко мне. Но и здесь супружество наше оказалось не более счастливым, чем во Франции. Она поступила гувернанткой в семейство Архаровых, так что живем мы врозь… Странная натура! Немало мучений причинила мне. А все же и теперь забыть ее не могу.

— Искренне сочувствую! — сказал Егор. — Но вы же сами напомнили об изречении Вольтерова героя.

— Да, пожалуй…

Вдруг на улице поднялась суматоха… Все экипажи остановились. Седоки выходили на мостовую и, обнажив головы, вытягивались, как солдаты на смотру… Замерла и толпа пешеходов.

Из-за угла — от Инженерного замка — на Невский вылетела карета, запряженная шестеркой. В ней восседал щуплый курносый человек в генеральском мундире и треуголке. Вздернутый, будто наклеенный нос, круглые оловянные глаза, брови, печально приподнятые к середине лба. Он сидел неподвижно, как идол, глядя прямо перед собой и приложив кончики пальцев к треуголке…

— Шляпу! Шляпу снимите! — испуганно прошептал Каржавин. — Государь!

Егор в растерянности снял шляпу и с удивлением поглядел вслед карете, умчавшейся по направлению к Фонтанке.

Улица как бы очнулась от обморока… Опять покатили экипажи, двинулись гуляющие на панели.

— Новое распоряжение, — объяснил Каржавин. — Велено так приветствовать государя при каждом его проезде.

— Странно! — сказал Егор. — Вот уж не ожидал… Ведь он освободил Радищева, Новикова!

— Это другое! — заметил Каржавин. — Наперекор покойной императрице. Любимцев ее в опалу, а тех, кого она преследовала, на волю! Однако… На сем дело и закончилось. Радищев и Новиков в деревнях своих поселены, деятельности прежней не возобновили. Здесь, в Питере, только и забот, что военные смотры, маневры, экзерциции и разводы. За малейшую провинность солдат до смерти запарывают, офицеров и чиновников — на гауптвахту да в Сибирь!.. Сказывают, затеял государь повести все европейское дворянство в крестовый поход против французских якобинцев!

— Несчастная Россия! — тихо сказал Егор.

— Я-то никогда не питал на сей счет розовых надежд, — продолжал Каржавин. — Вспомните наши парижские беседы. Слишком рано вы начали. Россия — не Европа. С дикими мужиками много не сделаешь. Надеюсь, что теперь, испив горькую чашу, вы согласитесь со мной?

— Как сказать! — ответил Егор задумчиво. — Именно там, в сибирской глуши, появились у меня иные мысли. Многое привелось повидать и услышать… Был у меня как-то разговор с одним каторжным, никогда его не забуду. У мужика есть своя правда, отличающаяся от нашей… И самое главное — слить их вместе, в одну общую русскую правду!

— Не совсем понятно, — заметил Каржавин.

— И мне также, — кивнул Егор. — Да и Новикову, вероятно… Но я верю, что после нас явятся другие, которые поймут то, чего мы понять не смогли.

— Бог знает, когда это будет! — вздохнул Каржавин. — Да и будет ли вообще? Пока же ничего не остается, как спокойно взирать на круговорот событий да заниматься каким-нибудь полезным делом… Право же, ваша покровительница, Авдотья Полежаева, своими предприятиями более содействует прогрессу отечества, нежели господа вольнодумцы. Жаль только, что таких, как она, у нас по пальцам пересчитать можно… Возьмите, к примеру, мою судьбу… Каких только проектов не предлагал я нашим богачам! Выгоднейшие торги заморские, коммерческие и навигационные компании, основание русских колоний в дальних странах… Никакого проку! Остался опять без средств. Очевидно, и здесь слишком рано. Срок не вышел.