Утренняя звезда - [83]
Ранней весной 1792 года Новиков с детьми отправился в свое имение Авдотьино, находившееся под Москвой, в Бронницком уезде, рассчитывая пробыть там до осени. Жил он уединенно: хлопотал по хозяйству, читал, понемногу занимался. Время от времени его навещали московские друзья. Недавно гостил Петр Иванович Страхов, а намедни приехал Багрянский…
— Понемногу оправились мужички, — говорил Новиков, с удовольствием оглядывая пашни. — Словно и не было этого ужасного голода.
— Зато гонение на вас, начавшееся с той поры, не прекращается, — заметил Багрянский.
— Что ж поделать! — сказал Новиков. — Совесть моя чиста. Преступления никакого не совершил, закона не нарушил. Авось посердятся да перестанут.
— Вспомните Радищева! — сказал Багрянский.
— Это другое! — возразил Новиков. — Радищев хватил через край. Увлекся не в меру, поддался пагубным французским заблуждениям. Мне жаль его от всей души, но общего между нами мало. Пути наши различны.
Багрянский покачал головой:
— Ваш путь властям также не по нраву, Николай Иванович. Времена настали суровые.
— Страшен сон, да милостив бог! — отвечал Новиков. — Несколько лет назад, ты тогда в чужих краях находился, пригласил меня к себе архиерей московский, Платон. Государыня поручила ему испытать меня: не еретик ли? Побеседовали откровенно, и на прощание преосвященный сказал: «Желаю искренне, чтобы все христиане были таковы, как ты, Новиков! Так и государыне напишу…» А недавно побывал в Москве граф Безбородко, тоже нашими делами интересовался. И ничего предосудительного не обнаружил.
— Слава богу, коли так, — сказал Багрянский.
— Ложи наши уже почти два года бездействуют, — продолжал Новиков. — Политическими материями мы не занимаемся, книги издаем самые безобидные. Кажется, придраться не к чему!..
Они приблизились к воротам небольшого парка, окружавшего усадьбу. В конце аллеи, ведшей от ворот к подъезду, стоял запряженный тарантас.
— Никак, гости! — воскликнул Новиков.
Они ускорили шаги. У крыльца стоял солдат с ружьем. Новиков поглядел на него с удивлением. В сенях стоял другой солдат.
— Барин приехал из Москвы, — доложил Федот. — Вас дожидается… Да вот и они сами!
По лесенке из мезонина спускался чиновник.
— Господин Новиков, ежели не ошибаюсь? — осведомился он, сухо поклонившись.
— Я Новиков! С кем имею честь?
— Алсуфьев. Надворный советник. Прибыл по повелению главнокомандующего, князя Прозоровского: произвести обыск в вашей усадьбе.
…Обыск продолжался недолго. Большая часть библиотеки и деловых бумаг Новикова оставалась в его городском доме. Все же чиновник отобрал несколько книг, писем и рукописей. К концу обыска Новиков почувствовал себя худо: он прилег на диван. Багрянский поднес флакон с нюхательной солью, стал растирать похолодевшие руки.
Чиновник сидел за письменным столом, составляя опись изъятых документов и книг. Закончив, он объявил:
— Придется вам, сударь, отправиться со мной в Москву. Надобно обыскать городское ваше домовладение…
Новиков не ответил. Глаза его были полузакрыты.
— Господин Новиков не может ехать, — сказал Багрянский. — Он болен…
— Все же придется, — повторил чиновник. — До Москвы не так уж далеко!
— Да он в обморочном состоянии, разве не видите?
— Прискорбно, но присутствие ихнее при обыске обязательно. Ежели угодно, обожду с полчасика.
— Господин надворный советник! — сказал Багрянский твердо. — Я врач и заявляю, что везти больного, находящегося в таком состоянии, опасно. На вас, сударь, ляжет ответственность за последствия. Они могут быть весьма тяжкими…
Чиновник помолчал.
— Хорошо-с! — сказал он наконец. — Пусть покуда остается здесь под караулом. Я представлю дальнейшее на усмотрение князя. Пока же попрошу подписать сию бумагу.
Он положил составленную опись на столик перед диваном, поставил чернильницу и перо. Новиков открыл глаза.
— Чего вам надобно? — спросил он шепотом.
— Подписи вашей, — сказал чиновник. — Под сей бумагой. Вот тут!
— Дайте перо! — Новиков, с трудом приподнявшись, подписал.
Чиновник уехал, оставив двух солдат в сенях.
— Кстати ты помянул Радищева! — сказал Новиков, пытаясь улыбнуться.
— Погодите еще, Николай Иванович! — Багрянский ласково обнял его. — Сами же давеча говорили: «Страшен сон, да милостив бог!»
Новиков покачал головой:
— Нет, братец, теперь сам вижу: дело худо! Беда! Не о себе тревожусь: детишки малые… Как они без меня проживут?
Багрянский заботливо ухаживал за больным: клал холодные компрессы на голову, горячие бутылки к ногам, обтирал ароматным уксусом, поил успокоительным бальзамом. Поздно ночью Новиков уснул. А около полудня в усадьбу примчался конный отряд с приказом: немедля доставить Новикова в Москву.
Князь Прозоровский сидел за столом, углубившись в бумаги. При появлении Новикова он не поднял головы. Новиков остановился, за его спиной стоял дежурный офицер. Прошло минут десять. Прозоровский поднял голову и поглядел заплывшими глазами из-под косматых седых бровей на стоявшего перед ним человека.
— Здравия желаю, ваше сиятельство! — поклонился Новиков.
Прозоровский не ответил, продолжая сверлить его суровым взглядом.
Новиков спросил:
— За что вы приказали арестовать меня, князь?
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.