Утренняя заря - [36]

Старый Бицо подмигнул своему куму Гачу, ставшему теперь заместителем в национальном комитете, как бы говоря: «Ну, что я тебе сказал? Все-таки моя жена призвала святого отца к порядку».

И он не ошибся. Как только в комнате закрыли окна, вошли майор Горкунов и переводчик.

— Ну, — заговорил майор, улыбаясь старому Бицо, — жена у вас боевая. Если бы вы имели хотя бы половину, да что там половину, хотя бы четверть ее бойкости, то, спорю на что угодно, вы еще многого добились бы в жизни.

— Почему? Что случилось? — с недоумением спросил Кесеи. — Что за беда стряслась?

— Беда? — Майор засмеялся. — Да какая там беда, если и была беда, то давно уже прошла, пастор ваш быстро в себя пришел. Сначала-то мать так его напугала, что у него голова закружилась, мимо стула сел.

И он рукой сделал знак Душану, переводчику, чтобы тот рассказал, как все было: сам он говорить не мог — так душил его смех.

— Дело было так, — начал рассказывать Душан. — Ваша жена нас уже ждала, прямо на площади вместе с солдатами стояла. Она в штабе разузнала, что мы в Сомбатхее. Мы еще не успели остановиться и из джипа вылезти, как она уже закричала: «Ты майор?» Товарищ майор удивился: «Ну я». А она уже говорит, да так твердо, так строго: «Раз ты, то давай пошли со мной!» Майор ее спрашивает: «Куда идти-то?» «К господину приходскому священнику. Он прячет ключ от колокольни, говорит, нет у него», — объясняет она. «Ну и что же?» — спрашивает ее товарищ майор, совершенно ничего не понимая. «Как это — ну и что? Разве религия теперь запрещена, разве и в колокол уже звонить нельзя?» — «То есть почему же это нельзя? Можно». — «Вот и ладно. Тогда пошли, сынок, к господину пастору». Тут мы из джипа вылезли, быстренько идем к дому священника, а она впереди, как командир, сама дверь к нему распахнула и говорит: «Ну, господин пастор, откройте-ка пошире уши да слушайте, что вам скажут, не то быть беде!» Поп встал, рот вытирает, как раз мы его за трапезой застали. Весь дрожит, трясется, с лица даже спал, а она обернулась к товарищу майору: «Религия не запрещена?» — «Нет». — «Так, значит, и месса, и колокольный звон тоже не запрещены?» — «Нет». Тут она резко повернулась, руки в боки, ногой топнула и говорит: «Стыдитесь, святой отец. Слуга господень, а еще врете! Давайте-ка ключ, не то быть беде! Скажи я только слово — и майор тут же вас в погреб запрет!» Поп даже покачнулся, поискал рукой спинку стула, но промахнулся и шлепнулся на пол рядом со стулом… Но тут же подскочил, даже не охнул, сунул руку в карман, ключ вытащил и сказал всего одно слово: «Пожалуйста». Больше ничего мы от него и не услышали. А она на это и говорит: «Вот, видите. Так бы сразу, господин священник. Слава Иисусу Христу…» Так что теперь он сам и звонит.

— А кто ему помогает? — спросил, вытирая выступившие от смеха слезы, Кесеи.

— Служка да еще солдаты, — отвечал переводчик.

— Не может быть!

— А почему бы и нет? Пусть поразвлекутся…

— Ну, а вы, товарищи? — спросил майор, желая перевести разговор на дела. — Как у вас дела продвигаются? О, извините, только сейчас заметил, что знаю лишь половину членов вашей организации. Товарищ Кесеи, познакомьте меня с новыми товарищами.

Познакомившись со всеми, майор снова повернулся к Кесеи:

— Где начнете делить землю?

— Дома, в родном селе… Остался нерешенным один вопрос о листовке, о которой мы вчера с вами говорили. Если она готова, можно отправляться.

— За мной дело не станет, — откликнулся майор, широко разводя руками. — Бумага есть, целый рулон привезли из Сомбатхея. Есть и разрешение на то, чтобы парторганизация запустила в работу здешнюю типографию, вот оно. А еще, поскольку вы ослабели после тифа, я достал для вас лошадь и бричку, чтобы дорогу выдержали. Она ждет вас на улице, у ворот.

— Спасибо, — расчувствовался Кесеи, — я, право…

— Ничего, ничего, — перебил его майор. — Давайте лучше поговорим о листовке. Когда она будет готова?

Кесеи развел руками, как перед этим сделал майор, и посмотрел на Бицо.

— Что? — Горкунов подошел ближе. — Вы все еще не договорились?

— Дело не в договоренности, — начал было Бицо, но горло у него перехватило, будто там кусок теста застрял. — Мы о ней еще и не говорили вовсе, потому я и высказаться не мог. Все дело в умении, товарищ майор.

Майор молчал. Думая о чем-то своем, он сначала посмотрел на Бицо, затем глаза его засияли от радости, стали нежно-голубыми лукавыми незабудками, и он, как человек, уже принявший решение и уверенный, что не обманется в людях, обратился к Кесеи:

— Указ вашего правительства у вас под рукой?

— Вот он, пожалуйста. — Кесеи протянул брошюру майору.

— Это ваш указ, — сказал тот, кладя его перед Бицо. — Вот вам и материал, которого сейчас вполне достаточно для выпуска первой листовки, а в остальном — доверьтесь собственному сердцу. — И он постучал себя по груди. — Пошли, товарищи, — майор повернулся на каблуках, — найдем себе другую комнату. Не будем мешать товарищу писателю…

— Товарищ Бицо!.. — Кесеи ничего больше не сказал, остальное договорило его молчание.

И они вышли.

В комнате остались только Андраш и старый Бицо, стоявший напротив сына.