Утренний ветер - [27]

— Сразу видно — специалист, — не унимался Тоно. — Если бы начался пожар, Валко первым делом бросился бы спасать кур, а потом детей. Из детей, как известно, супа не сваришь.

— Суп из детей? — язвительно спросил Рудо. — Ты же образованный, а несешь всякую чушь.

— А, ты хочешь мне читать мораль? — строго спросил Тоно и потом уже веселее добавил: — Лучше учись жить у меня — старого гусара, так-то!

Между ними была разница в десять лет, и когда Рудо об этом вспомнил, он сразу же почувствовал себя обезоруженным. Тоно был для него не только старшим, но и образованным человеком, которого судьба случайно забросила на эту стройку. Рудо восхищался им, старался учиться у него уму-разуму, но одновременно что-то отталкивало его от Тоно.

— Одно мне в тебе, Тоно, нравится, — сказал в припадке откровенности Рудо. — Все ко мне придираются, только ты меня не попрекаешь. Да разве я хуже других? А мне приходится заниматься столь неинтересным делом. Разве я когда-нибудь думал, что буду живым механизмом при этой чертовой лопате.

Он заметил, что Тоно смотрит по сторонам, и обиженно надул губы. Наверно, он даже его не слышит. Всегда такой. Сидят они иногда, Рудо рассказывает ему, нарочно говорит о себе что-нибудь самое плохое, а Тоно словно в рот воды набрал. Или ни с того ни с сего вдруг придерется к какому-нибудь его слову и начнет бубнить свое.

Но тут Тоно все же заговорил:

— Работа у тебя как работа. А чего искать в ней смысла? В любой работе его нет… Посмотри, — оживился вдруг он, — Валко идет.

Тяжело ступая, подошел к ним Валко. За спиной у него был мешок, в руке палка с крючком. Маленький, толстый, на коротких ногах, он выглядел очень смешно, и Тоно тотчас же прицепился к нему:

— У вас случайно не лопнет брюхо от потопа, гражданин куролов? Сколько же кур вы сегодня наловили?

— Только одну, ребята, ей-богу, только одну.

— Вам бы сейчас Ноев ковчег, а земля пусть хоть провалится, — продолжал язвить Тоно.

Валко опустил мешок на землю.

— Вам-то что, холостым, а мне ведь четыре рта кормить надо. Я даже курить перестал, как начал строиться.

— Смотреть на вас тошно, — уже без улыбки и нарочито строго произнес Тоно. — Товарищи в поте лица работают, а вы тем временем преспокойненько для себя продовольственные запасы делаете. Товарищ Бакош не похвалит вас за такую инициативу. Ай-ай-ай!

Валко сделал страдальческое лицо. Он потирал заросшие щеки и бороду и неуверенно защищался:

— Что ж, мне оставлять кур тем, кто работал еще меньше, чем я? С утра я тоже достаточно потрудился из-за этого наводнения. Сейчас пойду отнесу мешок и вернусь к вам, ребята.

Тоно и Рудо смотрели ему вслед, как он обходил лужи, как виновато озирался, и молчали до тех пор, пока он не исчез за тополями.

На берегу у заградительной насыпи стихли моторы. Через минуту замигал огонек костра. Черные тени встали в круг, некоторые рабочие грелись, прыгая с ноги на ногу или протягивая руки к скупому пламени.

— Идем к ним, — кивнул Рудо. — Кажется, они что-то пекут. Ага, и Бакош там…

Они молча пошли вдоль реки, которая продолжала лизать волнами берег.

— Что ты думаешь о Бакоше? — начал первым Рудо.

Тоно хмыкнул и махнул рукой:

— Фанатик. Природа любит капризы, и Бакош как раз исключение. Но одна ласточка весны не делает.

Рудо ничего не понял. Он знал, что Тоно любит изъясняться витиевато и непонятно. Но переспросить постеснялся: еще примет за недалекого человека.

Они остановились у насыпи. Пенистый водоворот гудел, словно турбина, даже земля от него дрожала. Тоно без малейшего любопытства глядел на реку. Рудо тоже смотрел на воду, но при этом думал о только что закончившейся борьбе со стихией. Его вновь было вспыхнувшие раскаленными угольками глаза погасли, как только он перевел взгляд на группу рабочих, собравшихся у костра. Уж больно они были непохожи на тех, одержимых, горящих в работе людей, что сооружали насыпь.

Теперь одни из них собирали для костра хворост, другие, склонившись над огнем, что-то пекли и тихо о чем-то мирно говорили между собой. Можно было подумать, что они только что закончили обычную смену и пришли сюда на вечернюю рыбалку.

Рудо и Тоно подошли к костру. Тоно, как всегда, спокойный, скучающий и безразличный ко всему. Рудо — уже совершенно другой, чем был еще недавно у насыпи. Сейчас все эти рабочие были для него уже не героями, воевавшими с рекой, а обычными каменщиками и бетонщиками. И он поэтому снова почувствовал себя рядом с ними тем же маленьким, незаметным человечком — подсобным рабочим, в обязанности которого входило подносить кирпичи и бросать лопатой щебень. Глаза у него погасли, худое лицо обмякло. Разочарованный и удрученный, он уселся на круглый камень.

— Слава богу, все кончилось, — вздохнул Мацак, пожилой мужчина с широким лбом, смотря при этом на кусок поджаренного над костром сала. С сала капал жир, и он подставил под него большой ломоть белого хлеба.

Мацак предложил Рудо угоститься.

— Ну, ладно, давайте, — буркнул тот.

Мацак отрезал ему кусок сала и хлеба, вытер жир с подбородка и сказал:

— Непутевый-непутевый, а сегодня, ей-богу, ты поработал неплохо.

— При чем тут непутевый? — пожал плечами Рудо и, проглотив кусок, сжал зубы от злости: «Зачем я только взял сало?»