Утраченный портрет - [6]

Кант. Но монаршее «слушайтесь» означает лишь – «повинуйтесь». Это сказать себе может позволить всякий правитель, обладающий «кулаком усмирения».

Щульц. Увы, я догадывался о ваших пагубных взглядах… Надеюсь, теперь вас не удивит, что «бумагу из министерства», по поводу должности, мне пришлось выдумать, дабы узнать, сохранилась ли в вашей душе хоть крупица привитой родителями богобоязни?

Кант. Родители, господин проповедник, никогда мне не «прививали» «боязни» – только любовь… к Богу и Человеку!

Янус. Дионис! А ну, заверни!

Дионис/вновь ударяет над головою в ладоши/. Ап!

Щульц/повторяет с иронией/. «К Богу и Человеку»!? Тогда откуда – эта гордыня, что звучит даже в ваших прошениях на высочайшее имя… Только не делайте большие глаза. Вы ведь не станете отрицать, господин магистр, что осмелились обращаться с прошениями через мою голову? Так ведь? Ну и чего вы достигли? Привыкнув быть первым во всем, что требует резвости слов, решили, что преуспеете и в злокозненной лести… но просчитались! Да и как же иначе? Послушайте, вот образец ваших суетных поползновений! /Взяв с конторки листок, читает./ «Надежда, которой я себя льщу быть назначенным на академическую должность, особенно же всемилостивейшее расположение Вашего Величества оказывать наукам высочайшее покровительство – каков слог! – побуждает всеподданнейше просить вас назначить меня ординарным пофессором кафедры логики и метафизики Кенигсбергского университета…» Вертопрах! Не понятно, чего тут больше: наивности или блудливости мысли? Почему бы вам, господин хороший, не просить сразу моего места – Ректора Коллегии Фридриха? /Перебирает листки./ Вот концовочка… Только послушайте! /Снова читает./ «Готов умереть в глубочайшей преданности, ваш наиверноподданнейший раб – Иммануил Кант»! Каково!? «Готов умереть!» Да после такого прошения, действительно, остается одно: привести в исполнение вашу «угрозу» и… умереть! «Раб Иммануил Кант»!

Янус/потирает руки/. Ату его! Поддай ему жару, старик!

Щульц. Ни один здравомыслящий, господин Кант, не поверит таким «верноподданническим» унижениям! Сразу видно, это писала рука скандалиста, затеявшего поупражняться в угодливости. Я будто слышу кощунственный хохот ваших друзей, коим, я убежден, вы читали наброски прошений…

Ваше счастье, что до самого короля такие писания никогда не доходят! С ними знакомятся искушенные в стилях чиновники, умеющие держаться в тени… Я мысленно слышу, как эти скромные люди тихо смеются в ладошку, передавая друг другу ваши послания. Что для них сочинитель подобных бумаг, коль за ним нет высокого покровителя? Разумеется, у меня среди этих людей есть друзья, которые и направляли письма сюда! Вижу, вы смущены… Вас мучает стыд?

Кант /тихо/. Действительно, вы смутили меня… И мне – стыдно…

Щульц. Слава Всевышнему!

Кант. Господин проповедник! Однако… мне стыдно за вас! Ибо вы углядели здесь лесть исключительно потому… что она – не по вашему адресу! А чтобы излить раздражение, нарисовали картину любезного вашему сердцу мироустройства… где сквозь барьеры из ловких, умеющих скромно держаться в тени… лизунов, справедливости никогда не пробиться!

Щульц. Я заклинаю вас, господин Кант!

Кант. И в этом вы усмотрели «Гармонию»!? И здесь вам открылась «Божественная целесообразность»!? Да боитесь ли вы Бога, придворный проповедник Шульц?

Янус. Дионис!

Дионис садится верхом на стул и загадочно ухмыляется, положив руки на спинку стула, а подбородок – на руки.

Щульц. Магистр Кант! Я запрещаю вам богохульствовать!

Кант. Ваши кощунственные назидания, господин проповедник, и являют собой образец богохульства и ереси!

Щульц. К силам благим взываю! Прекратить поношение!

Кант. На костер, господин Шульц! На костер!

Щульц. Магистр Кант!

Кант. Проповедник Шульц!

Щульц. Неслыханная дерзость!

Янус/в волнении/. Дионис, ты оглох?!

Кант. Вы так дерзки и дьявольски самоуверенны в толковании Мудрости Божьей, что вполне заслужили небесную кару! /Щульц задыхается от бешенства./ Но успокойтесь… Нынче не те времена. У Всевышнего есть другие заботы. А вездесущие ангелы, призванные расшифровывать тайные помыслы, лишь посмеются в ладошку над вашим конфузом…

Щульц/поставив на конторку локти, прикрывает лицо ладонями/. Силы небесные! Видит Бог, господин Кант, я пекусь лишь о вашем благе… Я хотел вас предостеречь… И надеюсь, когда-нибудь Провидение даст нам возможность договориться…

Кант. Только… – как суверенным «державам»!

Щульц. Простите, господин Кант, чтобы с вами беседовать, надо иметь много сил.

Кант. Я вам больше не нужен?

Щульц. Все мы друг другу нужны… И, да будет каждый из нас опорой другому.

Кант. Да будет. Однако на вас опираться… остерегусь.

Щульц. Как знать, господин Кант… Как знать… Я буду за вас молиться.

Едва заметно кивнув, Кант удаляется в дверь, через которую появился.

Янус/кричит/. Дионис! Заверни его! Хлопни в ладоши!

Дионис. Зачем? Кант опять ничего не получит. В который уж раз у него сорвалось…

Щульц. Господа, ошибаются! Сорвалось… у меня.

Янус. Это как понимать?

Щульц. Кант получит все… чего добивается! /Янус присвистнул, вставая./ Только что поступила депеша: «Фон Зайдлиц – министр просвещения»!