Утраченный дневник Гете - [16]

Неожиданная смерть учительницы Таню потрясла. Она еще не оправилась от этого потрясения, когда узнала о наследстве. За горечью утраты не сразу осознала, что наследство может изменить, наладить их с Пашкой жизнь: собственная квартира решит проблемы. Точнее, понимание этого было, но оно смешивалось с чувством утраты и почему-то вины. Оно не приносило радости.

Похороны Софьи Дмитриевны семья Лукиных взяла на себя, полностью отстранив бабушку и других подруг учительницы: бегать, добывать справки и дозволения легче молодым. Пашка как раз за несколько дней до трагического события ушел в отпуск. Договорился, правда, о подработке на время отпуска: вдвоем с пожилым охранником из магазина стройматериалов, Пашка называл его Петрович, нанялись делать ремонт у бабушкиной подруги детства тети Лели. Теперь ремонт, конечно, прервали, тете Леле, к счастью, не срочно было нужно. Пашка бегал по учреждениям за справками, готовил могилу, договаривался. Таня тоже принимала участие в организации похорон, однако меньшее.

В день похорон Таня заботилась более всего о том, чтобы хорошо держаться: не расплакаться, не упасть, не смотреть с отрешенным видом. Вокруг были преимущественно учителя — и те, у кого она раньше училась, и те, с которыми теперь работала. Голова от принятых с утра, да и со вчерашнего вечера успокоительных таблеток была бездумно-тяжелая. Таня кивала, здоровалась, принимала соболезнования, выражала соболезнования сама и за всем этим постоянно чувствовала тяжелый, сдавливавший сердце обруч. Она была искренне привязана к Софье Дмитриевне, а после ее внезапной смерти любовь смешалась с чувством непонятно откуда взявшейся вины; могла бы чаще заходить, быть внимательнее, не спорить по пустякам… Неожиданно свалившееся наследство сильно усугубляло вину: оказывается, Софья Дмитриевна понимала ее нужды, беспокоилась о ней, старалась помочь — и теперь помогала уже оттуда, из гроба.

Когда удалось добиться захоронения на старом кладбище, чувство вины немножко ослабло. Таня знала, как важно для Софьи Дмитриевны лежать именно здесь — с самыми близкими, родными по духу людьми — Елизаветой Григорьевной и Петром Григорьевичем Аргуновыми. Учительница много рассказывала ей про них, особенно про Елизавету Григорьевну.

Поминали в ресторане, долго. Народу собралось много — Софью Дмитриевну почти весь город знал. Она была из тех редких людей, у которых со всеми складываются хорошие отношения. Если кто-либо ей не нравился, она умела избегать этого человека, не выходя за рамки любезной доброжелательности. На поминках ее тепло вспоминали и коллеги, и ученики. Многие плакали. Заплакала и Таня. После этого стало полегче.

Вернулись с поминок почти в девять. К бабушке уже не пошла — пусть помянет с подругами. Попили с Пашкой чаю. Когда-то они любили пить чай вдвоем. Сейчас сидели почти как в былые времена. За стенкой были слышны голоса соседей, их телевизор, но они давно научились не обращать на это внимания. Устали они оба за эти дни страшно. И физически, и морально.

Уже давно прекратились у них разговоры по душам. Павел знал, что Таня не может простить ему бытовую неустроенность, невозможность завести детей. Таня… Таня вообще была молчалива. Все ее эмоции сосредоточились на школе.

В последние дни она вновь чувствовала заботу Павла. В дни похорон оба были погружены в дела и печали, однако между ними возникло хрупкое подобие прежнего понимания.

После похорон, за чаем, они впервые заговорили о полученном наследстве. Говорили в практическом ключе: что теперь делать. За комнату у них было уплачено вперед до конца месяца. Решили: вот и хорошо — до первого июля доживут здесь, еще две недели осталось. А потом переедут в «ту квартиру» — пока они так ее называли. За эти две недели, может, Пашка ее немного подремонтирует.

— Там с сантехникой не совсем порядок… — Пашка запнулся. — Я Софье Дмитриевне чинил еще до того, как она в больницу легла. Собирался ей поменять краны, да она все отмахивалась…

Решили, что Павел завтра с утра зайдет, посмотрит, что там с кранами и вообще. А потом, часов с десяти, они с Петровичем у тети Лели на Бакунина работать договорились — надо тот ремонт быстрее заканчивать, там не так много осталось.

Глава девятая Арест Пашки. Мнение Петровича

Елена Семеновна, не дозвонившись, решила сходить на свою квартиру, на Бакунина, — Пашка говорил, что будет сегодня там весь день работать. Его необходимо было повидать — как-то тревожилась за него Елена Семеновна: бейсболка в парке действительно была очень похожа на Пашкину. Но разве мало таких бейсболок? Однако парня все равно допрашивать будут…

Через парк идти не хотелось: утренние впечатления были еще сильны. Пошла кругом: мимо почты, потом по короткой улице Кирилла и Мефодия, что рядом с парком, вышла на Бакунина. Вот и дом. Возле ее подъезда стояла полицейская машина. Не успела Елена Семеновна приложить к замку ключ от подъезда, как дверь распахнулась. Прямо перед ней оказался Павлик, какой-то растерянный, взъерошенный, его крепко держал за плечо полицейский.

— Паша! — только и воскликнула Елена Семеновна.