Утраченные звезды - [13]

Мать все поняла с одного слова. Материнское сердце всегда рядом с детьми, всегда чувствует детское дыхание и детскую душевную боль. Поняла мать, что деревенских угощений, которые время от времени пересылались с подвернувшимися оказиями в город, дочери уже недостаточно.

Надежда Савельевна собрала у себя и у Ани ненужные платья, блузки, юбки, затолкала их в мешок, а продукты в ее деревенском домашнем хозяйстве искать не надо, ко всему прибереженных деньжат прихватила, и Семен отвез ее в Надреченск к первому автобусу. И еще до полудня она явилась к дочери с узлом за плечами и с большой кошелкой в руках. Татьяна, увидев нагруженную мать, заплакала крупными слезами, заплакала от радости и от стыда, который больно стиснул ей сердце.

— Ну, довольно, довольно, — ласково ворчала мать, раскладывая продукты по кухонным местам, — не одна ты — все рабочие люди так живут, переживают, как могут, поддерживают друг дружку… Что ж делать, коли беду себе приволокли из-за моря.

— Не очень убивайтесь, дети наши, не вы виноваты в своей недоле: подвели нас всех власти с чужого указа, так что не корите себя незаслуженно. А на случай такой беды есть у вас мы — родители и брат родной, весь Афган прошел — знает почем фунт лиха, да и Аня — как сестра вам. Мы своим колхозным положением пока от реформ в защите, и вам поможем, — она обняла и поцеловала дочь, потом улыбнулась, взяла Таню пальцами за подбородок и сказала:

— Подними головку, доченька, и плечики свои подними, вот так!

Татьяна встряхнулась, выпрямила свою спину, улыбнулась и с посветлевшим лицом прильнула к материнской груди, склонив голову. Мать погладила голову дочери. Помолчали. Затем Татьяна отстранилась и опять с горестным выражением на лице сказала:

— Дети у нас подрастают, и о них у нас думки: какая судьба им уготована — ничего просветного… Катенька вот уже школу кончает, отличница, обязательно надо бы учиться дальше. Нынче особенно без специальности и высшего образования трудно жизнь строить, особенно девушке…

Мать на минуту задумалась, а потом взмахнула руками и по своему материнскому долгу с бодростью и уверенностью воскликнула:

— Катеринку будем учить, не вешайте носа, мы с отцом уже давно об этом подумали и собрали что надо на приданое, а станет учиться на стороне, возьмем на содержание — есть у нас чего.

Мать пробыла у детей до утра, развеселила всех по-матерински, ужином праздничным угостила, отогрела сердце дочери и утром опять же автобусом уехала. А у Золотаревых в семье осталось ее тепло, и бодрость осталась. И надежда осталась — надежда на жизнь осталась.

У Татьяны на некоторое время появилась работа, и она засела за шитье и на рынке поторговала. Петр все еще ходил на завод и, хотя часто приходил хмурым, зарплату все же приносил до нового года и в январе тоже принес.

Первое испытание

Получилось так, что Татьяна Куликова, дочь потомственных земледельцев, после школы выбрала для себя машиностроительный институт, а за ним и заводской труд, и городской образ жизни. Мать Надежда Савельевна была против выбора дочери, но настойчивость Тани и поддержка отца заставили и мать смириться. А когда Таня стала работать инженером-конструктором на большом заводе, а затем хорошо решилась ее женская судьба. Надежда Савельевна согласилась с тем, что у дочери жизнь сложилась счастливо, и сердце ее успокоилось.

И действительно, у Тани все превосходно складывалось: хорошая работа с достаточным заработком, у мужа тоже работа привлекательная и заработок большой, хорошая квартира получена бесплатно, дети здоровы и жизнерадостные, и сами здоровы и веселы, словом, во всем жить было интересно. Дом, в котором жили Золотаревы, строился заводом, их завод вообще много строил жилья для рабочих, инженеров и их детей. Новоселья справлялись каждый год, как по заказу, люди вселялись в квартиры, не думая, сколько это им будет стоить — бесплатно, и квартплата была почти незаметная и вносилась как бы мимоходом. Жизнь шла, как тихая светлая река, так что не думалось о том, что может быть по-иному.

Их, Золотаревых, Петра Агеевича, его жену и трехлетнюю дочь Катю, переселили в трехкомнатную квартиру из семейного общежития. В тот раз из общежития переезжало много молодых семей, целой колонной машин и за заводской счет. Вот было радости! А радость, если она большая, помнится всю жизнь, а когда она еще и общая и достается многим людям, а в те годы она, общая радость, была привычным образом жизни, такая радость была от души, от общей судьбы и от общего счастья. Эта радость была открытая, потому что была общая, не то, что нынешняя, краденная, которую надо скрывать от других, оценивать ее в долларах и прятаться с нею по ночам за железной дверью.

Теперь, когда насильственные реформы круто изменили жизнь от социализма к капитализму, Золотаревы, вспоминая прошлое, дореформенное время, удивлялись, что не умели ценить все хорошее, оттого, видно, что все было тогда естественным, все ладилось в жизни всех людей, жизнь была такой, какой должна была быть вообще. Работа на заводе стала для них главным делом, непреложным правилом и условием жизни. А почет в этой жизни признавался только трудовой, и славу получал только мастер, это был закон жизни.