Утраченная Япония - [2]

Когда мне было девять, мы переехали в Вашингтон. Я ходил в частную школу, где учили латинскому и китайскому языкам. Программа обучения была одновременно очень консервативной, и очень авангардной. Строгая госпожа Ванг, наша учительница, следила, чтобы мы правильно, целыми страницами, копировали китайские иероглифы. Это вызывало скуку у большинства учеников, но мне нравилось. Госпожа Ванг показывала нам картинки из Пекина, святыни на горных вершинах, и постепенно воспоминания об Италии ослабли, а их место занял Китай.

По трех годах, проведенных в Пентагоне, отца перевели в Японию. Мы поехали туда в 1964 году, и поселились на базе военно-морского флота в Иокогама, мне тогда было двенадцать лет. В Японии как раз проходила олимпиада. Теперь я вижу, что год 1964 был поворотным пунктом для Японии: предыдущие двадцать лет заняло восстановление страны, разрушенной Второй мировой войной, а последующие тридцать – это время уникального в истории экономического бума, который превратил Японию в самую богатую страну мира.

Хотя американская оккупация закончилась в 1952 году, по всей Иокогаме были видны следы присутствия американской армии: от специальной валюты, которую ввели, чтобы ликвидировать черный рынок (вместо портретов президентов на банкнотах печатали изображения кинозвезд) до всюду сующей свой нос военной полиции. Кроме жителей военной базы в Иокогаме была еще небольшая групка засидевшихся американцев, некоторые из которых жили здесь десятилетиями. Тогдашний курс доллара составлял 360 иен, т.е. в четыре раза больше, чем сейчас, поэтому иностранцам жилось хорошо. Подруга детства моей матери Линда Бич, которая жила в Токио, добилась популярности, проводя телевизионные уроки английского языка. Она появлялась на экране в костюме ныряльщика, и кричала: «Я тону! I am drowning!Это значит d-R ( а не L)-o-w-n-i-n-g!». Линда была первой иностранкой, выступавшей на телевидении, где их теперь целая толпа. Иностранцы, которые сегодня живут в Токио, располагают маленькими тесными квартирками – в отличие от Линды и всей американской колонии, располагавшей виллами на побережье в Мисаки.

Меня безумно обрадовало то, что иероглифы, которые я учил в Вашингтоне, использовались в Японии. За несколько недель я самостоятельно овладел хираганой и катаканой (две японских слоговых азбуки), и когда уже мог читать знаки на поездах и автобусах, начал в одиночку посещать Иокогаму и Токио. Когда наступали выходные, Tsuru-san, наша домашняя хозяйка, упаковывала в коробочку второй завтрак, и я отправлялся поездом на юг, к замку Одавара, и на север, в Никко. Люди доброжелательно относились к американскому мальчику, который по-японски спрашивал, как проехать. Постепенно мой интерес к Японии вытеснил заинтересование Китаем.

В стране как раз начинался огромный экономический бум, но старая Япония все еще была отчетливо видна. Вокруг Иокогамы, и даже в центре города, поднимались зеленые взгорья, а множество районов и улиц имело традиционный японский характер. Особенно восхищало меня море крыш, покрытых черепицей. Осенью и зимой большинство женщин «за сорок» ходило в кимоно, западный тип обуви все еще был чем-то новым; я любил рассматривать обувь пассажиров автобусов – обычно это была мешанина сандалий, гэта (деревянных шлепанцев на высокой платформе), и воистину поразительных алых пластиковых босоножек. После наступления темноты слышен был стук гэта, который эхом отражался в улочках.

Мне ужасно нравились японские дома. Тогда в Иокогаме и в Токио было еще много прекрасных старых японских домов. Линда Бич ввела мою мать в женское общество, которое называлось Nadeshiko-Kai (Общество Гвоздик); японские женщины считаются прекрасными, как цветок nadeshiko, полевой гвоздики. Общение с иностранцами тогда еще в Японии было чем-то исключительным, а члены Nadeshiko-Kai походили из элиты японского общества. Раз в месяц дамы посещали дома друг друга, а так как мама забирала меня с собой, то у меня была прекрасная оказия осмотреть эти прекрасные резиденции.

Я помню большое владение в Хаяме, куротном городке неподалеку от Мисаки, около часа дороги на юг от Иокогамы. Мне сказали, что дом принадлежал императорской семье, но сегодня мне это кажется невозможным, чтобы в императорский дом впустили кого-то из персонала армии Соединенных Штатов, даже после окончания оккупации. Скорее всего, усадьба располагалась где-то по соседству с императорским домом. В этом доме я впервые увидел маты татами, а из окон солнечных комнат на третьем этаже вдали виднелась гора Фудзи.

В памяти так же осталась прекрасная резиденция бывшего премьера Shigeru Yoshida в Токио — в гигантском салоне с плафоном пол закрывала дюжина матов татами. Но моим любимым местом была группа японских деревенских домов, принадлежавшая Линде Бич и ее приятелям. Еще и сегодня я отчетливо вижу на обрывах Мисаки ряды сосен, которыми треплет морской бриз.

Прекрасные старые японские дома не были обычными домами. У каждого из них была своя «программа» — их спроектировали так, чтобы они показывались частями, как разворачиваемый свиток. Я помню первый визит в доме одной из дам Nadeshiko-Kai. Высокие внешние стены закрывали все. Мы вошли в ворота, прошли через сад, дальше попали еще на одни ворота, следующий сад, и только там находилось крыльцо – genkan («скрытый барьер»).