«Уткашея» - [3]

Еще она любила стихи. Часто их читала наизусть, ставя тарелки с едой на стол перед очередным клиентом. Чаще это были Пушкин, Некрасов или Есенин. Например, протягивая тарелку с гречей, она могла сказать задумчивому офицеру: «Нет: рано чувства в нем остыли; ему наскучил света шум; красавицы не долго были предмет его привычных дум». Она никогда не повторялась, видимо, знала наизусть всего «Евгения Онегина». Или, подавая дымящуюся тарелку с супом, она говорила офицеру: «Славная осень! Здоровый, ядреный воздух усталые силы бодрит; лед неокрепший на речке студеной, словно как тающий сахар лежит». И в этой жаре эти строки Некрасова, казалось, освежали, будя воспоминания далекой родины. Есенин шел «на ура», стоило ей сказать, например, «Белая береза под моим окном», — как уже кто — то подхватывал: «Принакрылась снегом, точно серебром».

Впрочем, многие офицеры не обращали внимания на стихи, кому — то это нравилось, кто — то пытался отгадать автора, чаще ошибаясь, а некоторые вообще тайком крутили пальцем у виска. Что, мол, возьмешь с «ушибленной»?

Как — то Невскому она сказала: «И скучно и грустно, и некому руку подать в минуту душевной невзгоды…» Он сразу подхватил, узнав своего любимого поэта Лермонтова: «Желанья!.. Что пользы напрасно и вечно желать?.. А годы проходят — все лучшие годы!» Это — Михаил Юрьевич».

— Браво, доктор! Вы знаете поэзию. Это отрадно, — и помчалась дальше с подносом тарелок.

Даже опытные ловеласы («Что ты, дорогой! Бабы бояться?!») остерегались приставать к ней с назойливыми ухаживаниями, боясь встретить достойный отпор — она была очень «остра на язык». Тем более не рисковали хватать за «мягкие места», как это делали с другими девушками.

Такое общение медиков с Уткашеей продолжалось уже более двух месяцев. Кажется, она даже запомнила Зыкова и Невского. При встрече, по крайней мере, приветливо улыбалась.

4

— Очень приятно, Марина. Теперь я, по крайней мере, знаю ваше имя. — Невский прошел к столу, поставил на него тяжелую медицинскую сумку, сел на табурет.

Честно говоря, офицер был немного смущен — никак не ожидал, что его пациенткой станет именно эта женщина. Не зная, с чего начать, стал рассматривать большого пушистого рыжего кота, который лежал в ногах Марины поверх одеяла.

— Как зовут красавца? Откуда он у вас?

— Это Маркиз, мой преданный рыцарь и защитник. Он меня в обиду не дает. Более полугода у меня. Знакомый офицер еще котенком привез из рейда. Представляете, нашел его в разрушенном кишлаке у горящего дома. Тот ходил, не спеша, среди огня и дыма, а кругом пули свистят, снаряды рвутся неподалеку. Ничего не боится! Настоящий «бойцовый» кот.

Невского осенило (в голове сложились отдельные детали: кот — «рыжая бестия», официантка Марина), он поспешил уточнить:

— А это не ваш кот покусал примерно полтора месяца назад одного майора? Он у нас почти месяц пролежал, куча болезней обострилась.

— Он самый. Так этому нахалу и надо — не будет ко мне приставать. Бог шельму метит. А бедненькому Маркизу тоже досталось, но он не отступил. Говорю вам, он — боец!

Марина села на кровати, погладила кота. Невский тоже протянул руку, но тут же отдернул — кот угрожающе зашипел.

— Однако — характер!

Врач почувствовал себя увереннее. Можно было приступать к основной цели визита. Александр достал толстый журнал «Вызовы дежурного врача». Поставил дату — 15 октября 1982года. В графе «паспортные данные» приготовился записать:

— Марина, назовите вашу фамилию и год рождения.

— Голенькая, 1955 года рождения. Да, уже старая.

— Я же серьезно вас спрашиваю. К чему эти шутки! И что значит «старая»?! Я вот тоже этого года, но не считаю себя старым.

Женщина молча открыла свою тумбочку, покопалась в ней, затем протянула темно — синюю книжечку с гербом и надписью: «СССР. Служебный паспорт». Точно такой же был у Невского и у всех, кто пересекал границу страны. Открыл, прочел. Действительно, Голенькая Марина Станиславовна. Родилась 7 ноября 1955года в Ярославле.

— Удостоверились? Только правильно ударение в фамилии надо на втором слоге ставить, но все говорят иначе. Я уже сама привыкла. Украинская фамилия, от папаши досталась. Так и живем с мамой «Голенькими». А что касается возраста, то у нас с вами разные представления. Для мужчин это и ничего, а вот для нас, женщин, двадцать семь…

Невский записал ее данные в журнал. Чтобы сгладить неловкость, он спросил:

— А каково это иметь день рождения в большой общий праздник? Всегда задумывался об этом.

— А ничего хорошего! Я всегда не любила поэтому свой день рождения. В школе надо было обязательно на демонстрации ходить классом. Это пешком по всему городу тащиться туда и обратно, транспорт не ходит. Тоже и позднее в институте. Домой приходишь еле живая, уже не до дня рождения. Работать стала — снова эти демонстрации. Жуть, одним словом.

Покончив с формальностями, Невский приступил, наконец, к своей работе.

— Что вас беспокоит?

— Извините за столь интимные подробности, доктор. Стал болеть живот еще четыре дня назад, потом появился понос. Два дня промучилась, но сегодня пока не было. Девчонки говорят, что это дизентерия. Правда?