Утешители - [2]

– Будем надеяться, – замечала Хелена Мандерс.

Родители меняются. В те дни Лоуренс ощущал, что мать чуть ли не подозревает его в каком-то непонятном половом извращении, которого не могла ни назвать, ни представить и которым он в любом случае не страдал. Так что он успокоил ее и укрепил в мысли, что ее сын остался прежним Лоуренсом, объявив:

– Айлин ждет ребенка.

– Она добрая католичка, – возразила Хелена.

Сама она обратилась в католичество после замужества. Тем не менее, когда Айлин приперли к стене, та призналась, что это правда. Хуже того, она решительно отказалась назвать будущего отца, необходимые сведения смог предоставить Лоуренс.

– Я всегда читаю письма к Айлин, – объяснил он. – Это разнообразит каникулы.

– Ты забрался в комнату несчастной девушки и без ее ведома прочел адресованные ей письма, вот бедняжка!

– Рассказать, что пишет ее дружок? – поддразнил Лоуренс.

– Ты прекрасно знаешь, я шокирована, – произнесла Хелена, понимая, что ее слова на него не подействуют. – Как ты, добрый католик… – да и вообще, по-моему, читать чужие письма незаконно, – сказала она, смиряясь со своим поражением.

Только затем, чтоб последнее слово осталось за ней, Лоуренс напомнил:

– Но ты же, голубушка, заставила их обвенчаться, как положено добрым католикам. Таков счастливый конец возмутительного чтения чужих писем.

– Цель не оправдывает средства.

В точку, как он и ожидал. Готовый ответ на все случаи жизни. Однако же подобные случаи помогли смягчить удар, когда мать осознала, что Лоуренс отходит – и отошел – от религии.

В ожидании Лоуренса Луиза Джепп присела за стол и стала заполнять купон футбольной лотереи.

– Спускайся, милый, – сказала она в потолок, – хватит совать нос в чужие дела.

Не успел он появиться, как она сообщила:

– Если б «Манчестер Сити» выиграл на прошлой неделе, я бы получила тридцать тысяч.

Луиза сложила лотерейный купон, засунула его под часы и все свое внимание отдала Лоуренсу с его завтраком.

Она была наполовину цыганка, младший и единственный черноволосый ребенок в семействе рыжеволосых, которое к моменту ее появления на свет жило в достатке благодаря успехам его главы на поприще торговли зерном. Начало успеху положила удача – отец сбежал из тюрьмы, где дожидался суда, да так и не вернулся в родное племя. Через сто тридцать лет после этого события Луиза села завтракать вместе с Лоуренсом.

Волосы у Луизы по-прежнему черные, хотя изрядно поредели. Она невысокая и, особенно если смотреть на нее сбоку, напоминает только что выкопанную сдвоенную картофелину: маленькая круглая голова – малый клубень, дородное тело – главный клубень, из-под коричневой юбки колоколом две тонкие ноги кажутся висящими корнями. Лицо анфас имеет форму квадрата и сужается по краям наподобие призмы. Складки лица глубокие, они, верно, делались все заметнее, после того как бабушке исполнилось тридцать лет, и кажется, будто они прорезают кожу до самых костей. А вот морщинки, наоборот, неглубокие, собираются на поверхности кожи, набегают и разбегаются как бесчисленные звездочки, когда она улыбается или удивляется. У нее глубоко посаженные черные глаза, очень маленькие руки и ноги. Она носит очки без оправы. Она все еще жива и почти не изменилась с того дня, когда Лоуренс спустился к завтраку. Тогда на ней было коричневое платье, коричневый шерстяной жакет с золочеными пуговицами, а в ушах бриллиантовые сережки.

Лоуренс оглядел ее с головы до ног – он поступал так со всеми без исключения, – потом запустил вилку в баночку и извлек нечто длинное, белое и замаринованное.

– Это что за диво?

– Рубцы, – ответила она, – пальчики оближешь.

Он привык к Луизиной стряпне – к рубцам, моллюскам, молокам и икре, к требухе, зобным и поджелудочным железам, птичьим потрошкам, к мозгам и желудкам жвачных животных. Луиза готовила их неспешно, долго и разнообразно: шпарила, шинковала, томила и варила на медленном огне; все это требовало множества кастрюлек с рассолами, бесконечных выварок, маринадов, чисток и добавлений сахарного песка. Она редко покупала нормальную вырезку или мясо на косточке и считала, что те, кто пренебрегает внутренними органами животных и моллюсками, сами не знают, что им на пользу.

– Если б ты выиграла тридцать тысяч в лотерею, что бы ты сделала? – спросил Лоуренс.

– Купила бы лодку.

– А я катал бы тебя вверх и вниз по реке, – сказал Лоуренс. – Нам подошел бы плавучий домик. Помнишь, мы провели в таком две недели, я тогда первый год учился в приготовительной школе?

– Я говорила о парусной лодке, в какой можно по морю плавать. А домик и вправду был милый.

– Так ты яхту имела в виду? Потрясающе.

– Скорее большую лодку, вот ее бы я купила. Такую, на какой можно переплыть Ла-Манш.

– Комфортабельный катер, – подсказал Лоуренс.

– Вот-вот, – согласилась она.

– Потрясающе.

Она промолчала, потому что его «потрясающе» было уж слишком, и Лоуренс сказал:

– Мы могли бы поплавать по Средиземному морю.

– Потрясающе.

– Может, интереснее купить дом? – спросил Лоуренс, неожиданно вспомнив просьбу матери: «Если подвернется возможность, ты уж уговори ее принять от нас немного денег, чтоб она могла зажить со всеми удобствами».