Утерянная Книга В. - [18]

– Простите, мне…

Женщина хватает ее за руку:

– Скажем так, ваш муж… тогда, давно… ну, когда мы знали друг друга. – Она сильнее сжимает руку Ви. – Он не был джентльменом.

* * *

Ви и понятия не имела, что в это самое время внизу, беседуя с президентом чемоданной компании, ее сенатор имеет бледный вид. Алекс угощал его сигарами, то и дело подливал ему «Гленливет» тридцатилетней выдержки и без устали щелкал пальцами златовласым официанткам, чтобы поднесли еще гребешков. Он убалтывал Марка Фиорелли уже без малого час, но тот так и оставался холоден, за все время двух слов не проронил. Алекс превосходит его во всем: подтянут, в то время как у Фиорелли наметилось пузико; Алекс наполовину «белая кость», наполовину ирландец, Фи-орелли же – полуирландец, полуитальянец; Алекс уже в Сенате США, а у Фиорелли всего лишь один президентский срок в Торговой палате города Провиденс и прилегающих территорий. В самом маленьком штате страны. Да и лысеет по-идиотски – начиная с макушки, хотя даже челка еще на месте. От этого он смахивает на монаха. Но именно Алекс вынужден подлизываться к этому типу, как будто тот не чемоданы продает, а жизненно важные лекарства. Как будто его двести подчиненных кормят всю страну. Сенатор настолько жалок, что сам себе отвратителен. Он никогда не позволял себе быть жалким! Даже когда Ви сказала, что принимает таблетки, он не подал вида, скрыл от нее, как изумлен. Разумеется, он обижен, но какой прок в обидах? Позволишь чувствам взять верх – не сможешь действовать, забудешь, что главное – победить.

Алекс переходит к новой стратегии:

– А расширяться не думаете? Знаете старые фабричные здания в Потакете? Бесплатно, конечно, не обещаю, но могу поговорить с…

– Давайте-ка начистоту. – Фиорелли оживает. Обвисшие щеки багровеют, глаза сужаются. Он кладет руку Алексу на грудь. Алекс стряхивает ее. Фиорелли кладет ее на то же место. – Вы спали с моей женой.

В груди у Алекса как будто не осталось ни воздуха, ни даже легких. Почему он решил, что Фиорелли зол из-за чего-то другого? Но кто же рассказывает такое мужу…

– Я не…

– А если спросите, она вам скажет, что это было против ее воли.

Официантка останавливается возле них с подносом, и Алексу хочется ее ударить. Не такие уж они хорошенькие, особенно вблизи. У этой толстый слой косметики на лице. В детстве небось страдала от прыщей. Алекс качает головой, и она исчезает… Не помнит он, чтобы жена Чемоданника была против. Миниатюрная блондиночка, красивый маникюр. Диана. Разве она не хотела? Она и вполовину не так красива, как Ви, даже не симпатичная. Но с Ви он тогда не был знаком. Диана же сама пришла к нему в номер тогда, в отеле. Разве это называется против воли?

– Я не понимаю, что вы…

– Так. – Фиорелли стоит вплотную к Алексу, тыча пальцем ему в нос. – Хватит с меня этого дерьма. Никогда я не лез в политику. И старик мой не лез, да и дед тоже. Не нашего ума дело. А теперь вот полез. И всем неймется узнать, чего мне надо, каков мой интерес. А интерес такой: не нравишься ты мне.

* * *

Наверху танцующих становится больше. Одна из женщин сидит у саксофониста на коленях. Ви разлеглась на диване. По ее просьбе принесли еще закусок, она сыта и довольна, желудок набит коктейльными креветками и сырными шариками. Она замечает в поле зрения туфли жены Чемоданника, но не желает поднимать глаза и встречаться с ней взглядом. И что ее зациклило? «Не был джентльменом». Что такого Алекс сделал, пальцем в задницу ей залез? Придушил, пока она его ублажала ртом? Вряд ли что-то, чего он не пробовал с Ви. Бывает, что ей тоже сначала не хочется, а потом нравится. Еще неизвестно, во что эта катавасия выльется для Алекса.

Ви курит, потягивает очередной джин с тоником и болтает ни о чем с женой конгрессмена Флинта. Мужчину в зале она замечает, только когда глава администрации Алекса опускается на колено и наклоняется к ней.

– Миссис Кент? – говорит он вполголоса.

Неожиданно для самой себя Ви понимает, что ущипнула его за щеку.

– Да, Хамп?

«Ему уже тридцать, а значит, он старше, но до чего же хорошенький, – думает она внезапно. – Блондин, веснушки… Что за прелесть! Хамп. А полностью – Хамфри Самнер Третий».

– Миссис Кент, сенатор имеет честь пригласить вас.

– Как формально! – смеется Ви.

– Так он просил сказать.

– Я полагаю, он имеет честь пригласить нас всех? – отвечает она иронично, с легким британским акцентом, и хихикает. – Всех дам?

– Только вас, миссис Кент.

Ви протягивает ему сигарету.

– Ну, так! – восклицает она, поднимаясь с дивана. На мгновение замирает (кружится голова), потом видит, что на нее уставилась жена Чемодан-ника, и выпрямляется. – Это, пожалуй, любопытно. – Собственный голос слышится ей будто со стороны. – Так.

И еще раз:

– Так.

«Так, так, так», – говаривала ее бабушка, когда хлопотала по дому, заправляла кровати или готовила ужин. А позже, постарев, – пока искала забытые вещи, не желая признавать, что забыла, где они. «Так» – слово, на которое можно опереться. А мать Ви вместо этого напевала, без слов: «М-м-м». Присев перед холодильником, чтобы достать овощи или поднимаясь после «М-м-м». Будто это помогало управиться с делами.